Ярость Антея - Роман Глушков

Однако спектр уготованных мне сюрпризов в действительности шире, нежели ожидалось. В спешке я как-то упускаю из виду боковые выходы, расположенные с обеих сторон под трибуной амфитеатра и занавешенные бархатными портьерами. Серьезная ошибка, если учесть, что выходы эти, как и центральный, тоже ведут в фойе первого этажа. Вспоминаю же я о них лишь тогда, когда позади меня раздается треск раздираемой ткани, а следом за ним – грохот сорванной портьерной подвески и топот ворвавшегося в зал молчуна. Ожидая его появления совсем не оттуда, я здорово пугаюсь, не сомневаясь, что в следующий миг враг заметит меня и пригвоздит к полу багром.

Не исключено, что и впрямь пригвоздил бы, не будь молчун таким торопыгой. Заставший меня врасплох багорщик ураганом проносится мимо, и я облегченно выдыхаю: чутье ублюдка подвело! Поэтому если я проявлю выдержку и ненароком не выдам себя кашлем или ерзаньем, значит, велика вероятность, что…

М-да, не так уж она велика… Вместо того, чтобы пробежать по проходам и умчаться обыскивать другие помещения, молчун вдруг застывает у сцены как вкопанный, после чего нарушенная им тишина столь же стремительно воцаряется снова. Хотя и не такая глухая, как прежде. Из фойе доносятся отзвуки беготни, хлопанье дверей и грохот падающей мебели. Собратья сунувшегося в большой зал багорщика приступают к работе с не меньшим рвением, чем он. И явно не стоят на месте, в то время, как этот «инспектор» почему-то замешкался. Неужто учуял в темноте затаившуюся жертву? А, может, это обманный маневр: сначала ворваться, а затем резко притихнуть и вслушаться, не вспугнуло ли кого твое шумное вторжение? Хорошо, что мои нервы пока в порядке и я не поддаюсь на провокацию! Или причина не в них, а в оцепенении, какое находит на меня от страха и вызывает эффект, обратный тому, на который рассчитывает враг?

Боясь пошевелить даже пальцем, я затаиваю дыхание и обращаюсь в слух. Как, похоже, и мой противник. Вот только он может позволить себе издавать шум, а я – нет. Шаркая пятками по ковру, страхолюдина неторопливо идет вдоль первого ряда к центральному проходу, постепенно выходя на свет. Я вижу лишь ее босые ступни и щиколотки. Бугристые и грубые, но на удивление невредимые: ни шрамов, ни синяков, ни ссадин. Вздумай я сегодня пробежаться разутым по городу, вмиг разбил бы себе ноги о рассыпанный повсюду хлам.

Нет, паскудник явно что-то подозревает. Иначе почему до сих пор крадется вдоль сцены, а не бежит дальше? Или слышит мое бешеное сердцебиение и пытается вычислить, откуда оно доносится? А может, решает, не призвать ли себе на подмогу товарищей? Зал-то немаленький, и втроем его обшаривать куда сподручней.

Багорщик сворачивает на центральный проход и снова останавливается, замерев в лучах бледного света почти напротив моего ряда. Теперь я могу рассмотреть врага целиком, во всем его инфернальном обличье. Выглядит он даже по меркам своего безобразного племени просто отвратительно. Бесполое существо высокого роста являет собой этакое среднее арифметическое от слияния воедино тел нескольких прежних молчунов. И слияние настолько чудовищное, что при виде его стошнило бы самого доктора Франкенштейна. Торчащие из головы монстра там и сям разномастные пучки волос варьируются от коротких кучерявых до длинных прямых, а крупнейшая из всех его залысин сверкает на левом виске. На каждой половине лица – четыре разных по форме глаза. Они находятся в такой близости друг от друга, что похожи на один большой, поверх коего красуется крестообразная кожистая перемычка. Рот напоминает рваный зигзагообразный шрам, а кривые губы – багровые неровные рубцы вокруг него. Расположенные с обеих сторон одна за одной пять ушных раковин можно было бы принять за жабры, если бы они при этом двигались. Нос – безобразная дырчатая нашлепка, ни дать ни взять маленькое осиное гнездо. Про опутанное немыслимыми узлами мускулов тело я, кажется, уже упоминал. Можно добавить, что вблизи и по незнанию его легко спутать с космическим скафандром-экзоскелетом, только не человеческим, а инопланетным. И тем чуднее в руке инопланетянина смотрится двухметровый черный багор – орудие для космоса, мягко говоря, малость экзотическое.

«Топай отсюда, чудило! – мысленно поторапливаю я насторожившегося молчуна. – Послышалось тебе, неясно, что ли? Нет здесь никого и быть не может!»

Багорщик шагает вперед, словно и впрямь поддается моему телепатическому внушению. Но вместо того, чтобы двинуть по проходу, он вдруг вскакивает на ближайшее кресло, после чего вскидывает оружие над плечом, как копьеметатель, и пускается бежать напрямик через ряды, прямо по кресельным спинкам, ловко перепрыгивая с одной на другую.

Я обомлеваю: вот те номер! Однако быстро соображаю, что молчун скачет не ко мне, а к амфитеатру. И делает это не потому, что решил покуражиться. Преодолев таким бесцеремонным манером двадцать партерных рядов, он разворачивается и пускается в обратном направлении, но не по тому же маршруту, а сместившись на полдюжины кресел правее. Понятно, зачем: тварь досконально прочесывает партер, дабы развеять свои сомнения. Бегая зигзагами по залу с багром на изготовку, она рано или поздно обязательно пробежит надо мной. Повезет мне остаться незамеченным или нет? Поди угадай.

Забега три-четыре – примерно столько надо метнуться взад-вперед багорщику, прежде чем он наткнется на того, кого ищет. Стало быть, у меня в запасе меньше минуты на то, чтобы удрать. Куда? Ясное дело, туда, где враг уже побывал. То есть в проход, через который он ворвался в партер. Пока страхолюдина сосредоточенно пялится себе под ноги, пытаясь высмотреть под креслами человека, я имею шанс слинять. Небольшой такой шанс, но он все-таки есть.

Была не была! Я сую нож в зубы и, отталкиваясь локтями, пячусь к крайнему правому проходу. Вам никогда не доводилось ползать по-пластунски задним ходом, да еще на скорость? Та еще морока! Хорошо хоть подо мной мягкое покрытие, которое приглушает возню, а на голом полу она моментально меня выдала бы. Впрочем, прыгающий по креслам противник издает куда больше грохота. Чем, сам того не подозревая, играет мне на руку.

Выбравшись с грехом пополам из-под кресел, я не вскакиваю на ноги, а таким же черепашьим способом – но отнюдь не с черепашьей скоростью, – двигаюсь к выходу. Ползанье в нормальной, а не реверсивной манере дается мне на порядок проще. Я достигаю края амфитеатра еще до того, как багорщик оказывается над тем местом, где я доселе отлеживался. Теперь можно подняться и бросится бежать из большого зала, но я воздерживаюсь от такой глупости. В фойе по-прежнему слышны грохот и треск, поэтому соваться туда мне определенно не следует.

Вместо бегства я предпочитаю вернуться к прежней тактике и перепрятаться. Благо, есть где. Задетая молчуном портьера не оторвалась окончательно, а продолжает болтаться у входа, поникшая, словно флаг во время штиля. Дождавшись, пока враг повернется ко мне спиной, я вскакиваю с пола и проскальзываю между стеной и тяжелой занавеской. После чего зарываюсь в ее глубокие складки, не забыв, естественно, оставить узенькую щелку для наблюдения.

Мое новое убежище кажется гораздо надежнее, но это не придает мне спокойствия. Во-первых, багорщик не прекращает поиски и находится от меня в считаных шагах. А, во-вторых, я отчетливо слышу, как его собратья берутся крушить подвальную дверь. Судя по скрежету и лязгу раздираемого металла, она поддается. И пусть мы с товарищами находимся сейчас не вместе, момент истины для нас наступает почти одновременно. Но наша участь может сложиться по-разному. К примеру, мне повезет, а им – нет. Или наоборот. Или никому не повезет. Тот факт, что «фантомы» прячутся за несколькими железными дверьми, а я – всего лишь за куском ткани, не дает им никакого преимущества. Разве что предоставляет небольшую отсрочку, и только.