Опасная тишина - Валерий Дмитриевич Поволяев

«сухой стакан». В итоге – то же самое, что и «пить до дна».

– Учись, учись, парень, – Кацуба потрепал Белокурова за короткие волосы. – Профессором станешь.

– Есть слова, которые вообще звучат, как матерщина. В Астраханке народ бы обсмеялся.

– Словечки эти ты, парень, лучше не учи – не для тебя они, – помрачневшим тоном проговорил Кацуба.

Простой разговор, простое общение, но все это, несмотря на простоту, помогало и раненому и самому Кацубе.

– Выздоравливай побыстрее, парень, – велел Кацуба, покидая «санитарный чулан», оглядывал на прощание дощатые стенки, – на заставе ты нужен здоровый… А больные вообще никому не нужны.

– Тимофей Федорович, а, Тимофей Федорович… С просьбой к вам можно?

– Валяй, – разрешил Кацуба.

– Возьмите меня к себе в собаководы… Вторым номером.

– Вторым номером – эта как? – на лице Кацубы возникло недоумение.

– Ну, как в пулеметных расчетах, там есть два номера – номер первый и номер второй… Так и тут.

– Хочешь сказать: на одну собаку – два поводыря?

– Ну-у… Примерно так.

Кацуба озадаченно потер рукою шею.

– Не знаю. По штату, по-моему, – не положено. Это может решить только начальник заставы.

– А вы поговорите с ним, Тимофей Федорович, а? Хотите, я перед вами на колени хлопнусь?

– Да ты чего, парень? Не смей! Не смей этого делать! – Кацуба замахал на него одной рукой. – А с Татарниковым я поговорю. Обещаю. Может быть, действительно удастся что-нибудь сделать?

В конце концов он, следопыт Кацуба, не вечен. Придет время, и он покинет границу, заставу, но место свое он должен будет сдать другому человеку, знающему, подготовить его, научить распознавать следы и ориентироваться в непролазных буреломах, расшифровывать крики птиц и по сломанным веткам определять, кто прошел, человек или зверь, научить некоторым приемам борьбы, подсечкам и подножкам, умению вести долгую погоню и не уставать, обходиться без воды и без еды, разбираться в запахах… В общем, много чему нужно будет научить преемника.

Вполне возможно, что этого преемника можно будет подготовить и из Белокурова. Надо только поднакачать парня на турнике – пусть немного укрепит себе мышцы, с гирькой по утрам пусть позанимается, над ямой для прыжков в длину полетает, поотжимается от земли на пальцах, поприседает с мешком песка на шее и плечах – вначале на одном плече, потом на другом, пусть также потренируется в беге на длинные дистанции, еще надо бы подкормить его малость, очень уж тощий он, словно бы у себя под Благовещенском ничего не ел, питался воздухом – нужно, чтобы он окреп немного и по этой части… В общем, глядишь, вдруг из парня действительно следопыт получится.

– Я обязательно поговорю с Татарниковым, – пообещал еще раз Кацуба, с тем и покинул пахнущий микстурами «санитарный чулан».

Через полторы недели, ранним утром, Кацуба обнаружил следы трех человек, пересекших замерзший Васун в очень хитром месте – на сложном изгибе, похожем на немецкую букву «S», следы вели в Китай, успели уже немного опалиться морозом и отвердеть.

По прикидкам, след был оставлен не менее двух с половиной – трех часов назад, это как минимум, – значит, группа должна уже находиться в Китае. Идти от речки до крайних домов китайской деревушки, расположенной на той стороне Васуна, – минут двадцать, не больше.

Переход через границу группа совершила в предутреннем сумраке, почти вслепую. Любой, самый глазастый наряд делается в эту пору незрячим: все предметы расплываются в сером тумане, пропадают в ватной пелене пространства – ничего не видно. Время для перехода было выбрано грамотно, с головой – сделал это знающий человек.

В памяти невольно всплыл Хватун, этот точно был знающий – опытный, хитрый, он умел делаться невидимым и неслышимым, исчезать на глазах и становиться опасным – контрабандистскую науку Хватун изучил до мелочей. Но на тот берег он всегда ходил в одиночку, без помощников, а тут налицо иная картина: прошла целая группа. Груп-па! Прошла беспрепятственно, ни один пограничник не встал у нее на дороге.

Содрав с какого-то хлипкого деревца, словно бы проросшего сквозь отвердевший снег, прилипший промороженный листок, Кацуба сунул его в рот, машинально разжевал черенок и, ощутив на языке горечь, выплюнул. Было, конечно, очень досадно, но что случилось, то случилось.

Теперь надо было думать, как перехватить контрабандистов по дороге назад. Ведь они же обязательно пойдут назад, в Китае эти люди никому не нужны, да и Китай им тоже не нужен совершенно… Там их быстро научат есть вареных жуков и копченых червяков, салат из горьких листьев и суп из кузнечиков, – Кацуба вновь сплюнул себе под ноги: горечь, образовавшаяся во рту из-за разжеванного мерзлого листа, не проходила, – будут там готовить себе жаркое из липовых и еловых щепок, в Китае мастеров по этой части более чем достаточно.

Но все это не для Хватуна. В Китае Хватун пропадет очень быстро, и он это знает.

Интересно, что за группа прошла на ту сторону? Вообще-то контрабандисты в Китай группами почти не ходят – ходят террористы, но направление движения у террористов бывает только одно – из Китая в Россию, эти же двигались в обратном направлении… Значит – контрабандисты.

– Ты понял, Цезарь? – Кацуба потрепал пса за уши. – Их было трое…

Оставалось вычислить: когда и каким путем пойдут контрабандисты назад? Вопрос насчет «когда» был, конечно, важным, но еще важнее – «каким путем?» Кацуба сделал несколько прикидок, перенес их на бумагу и пошел к Татарникову: одна голова хорошо, а две – лучше.

Тот повздыхал немного – неприятно было, что никто не засек контрабандистов, задумчиво помял ладонью нос – никак не мог избавиться от этой мальчишеской привычки и, наверное, теперь уже никогда не избавится, глянул на Кацубу искоса, прощупывающим взором, словно бы тот был виноват в дырявости границы:

– А ты, Тимофей, как считаешь, где они пойдут? В частности, где будут форсировать Васун?

– Наиболее подходящих мест три, – Кацуба быстро, точными штрихами начертил на листе бумаги схему Васуна, точнее, участок, проходивший по территории заставы Татарникова, со всеми изгибами, широкими заводями, которые начальник заставы называл бучалами, плесами и обрывами, затем карандашом ткнул в одно из мест. – Вот первая точка.

В ответ Татарников с сомнением покачал головой:

– Вряд ли. Слишком хорошо просматривается и с одной стороны, и с другой…

– Совсем наоборот, товарищ командир, – горячо возразил Кацуба. – Если они пойдут ранним утром, на рассвете, их никто не засечет даже в пятидесяти метрах – никакой самый глазастый наряд не разглядит… Для этого вообще надо иметь собачье зрение. Вот вторая точка, – Кацуба снова стукнул торцом карандаша в карту и, поскольку начальник заставы не задал ему никакого вопроса, промолчал, показал ему новый участок, где Васина река делала двойной изгиб. – А это – третья точка, – сказал он.

– И где, по твоему мнению, самое лучшее место для перехода через Васун?

– С точки зрения контрабандистов, именно здесь, товарищ командир, – Кацуба вновь стукнул торцом карандаша в двойной изгиб реки, – здесь вот.

– Так-так, так-так, – Татарников задумчиво уставился