Богиня маленьких побед - Янник Гранек
Шрифт:
Интервал:
– Стейки готовы.
– Адель, куда подевалась ваша венская кухня?
– Я американка, герр Эйнштейн. Теперь у меня в Америке есть дом, и кухня моя тоже стала а-ме-ри-кан-ской.
– Мы все здесь американцы, так что не очень-то зазнавайтесь. А если вам так хочется прослыть патриоткой, то знайте, что барбекю в этой стране – работа мужская.
Те первые, солнечные сентябрьские дни стали для меня поистине волшебным праздником на фоне повседневной рутины. Курт чувствовал себя неплохо, у меня был собственный дом, хорошая компания и достаточное количество алкоголя в крови, чтобы верить, что этот момент будет длиться вечно. Пила не только я: меня на целый корпус обошли Оппенгеймеры, а когда поблизости оказывались фон Нейманы, пальма первенства неизбежно переходила к ним. После переезда в новый дом я работала с утра до вечера, не покладая рук. С удивлением обнаружив, что даже стала петь. Муж одаривал меня поистине волшебными знаками внимания.
Я нежно оглядывала собравшихся за столом: Курт препарировал стейк, тщетно пытаясь, невзирая на все свои топологические таланты, составить из его отдельных фрагментов кусок поменьше. Лили и Альберт хохотали над каким-то анекдотом; Роберт в одной руке сжимал вилку, в другой сигарету; Китти грезила. Моргенстерны обменивались нежными, ласковыми взглядами молодоженов, которые мне были практически неизвестны. Я не удержалась от того, чтобы их не поддразнить.
– Оскар, вы по-прежнему недоверчиво относитесь к этому нашему вложению?
– Я просто искренне высказал свое мнение. Этот квартал – не самый лучший.
– Курт будет идти пешком лишних двадцать минут. Продавец заверил нас, что со временем дом будет только дорожать.
– Еще бы он сказал что-то другое.
Муж оторвался от пазла в своей тарелке.
– Надеюсь, он не станет для нас слишком тяжким бременем. Мне не нравится, что мы связали себя по рукам и ногам таким кредитом.
– Но почему? Ты что, намереваешься вернуться в Европу? Но ты даже отказываешься навестить мать! Неужели ты предпочел бы до самой пенсии ютиться в студенческой квартирке?
Он прижал руки к животу и скривился, в традиционной манере положив конец всяким упрекам. Лили под столом положила мне на колено руку, желая успокоить. Я оттолкнула ее – Курт не сахарный, не растает. Альберт попытался подсластить пилюлю моей агрессивности, поинтересовавшись здоровьем моего супруга, но я была не расположена распространяться на эту тему.
– Ну и задали вы ему задачку, герр Эйнштейн. Курт несколько месяцев работал над подарком к вашему дню рождения.
– Вы имеете в виду эту гравюру? Я не понимаю.
– Я говорю о статье об относительности[94]. Он потерял от нее сон, бедняга.
– В этой истории вашему мужу еще грех жаловаться. Вот издателя действительно чуть приступ не хватил. Текст он получил в самую последнюю минуту и… Гёдель, будь у него возможность сесть на хвост печатному станку, чтобы внести в корректурный лист окончательную правку, никогда не лишил бы себя такого удовольствия!
– Вы не видели, как дотошно он разбирал договор на приобретение этого дома!
– Если я вам мешаю, могу пойти немного вздремнуть.
– Не сердитесь, мой дорогой друг. Ваш вклад не произвел того эффекта, которого вполне заслуживал, хотя качество проделанной вами работы здесь совершенно ни при чем. Кто сегодня интересуется относительностью?
Именно этим, на мой взгляд, объяснялся новый период бессонницы у Курта. В который раз так много усилий потрачено напрасно. Пробьет ли он вообще когда-нибудь, его час? Проклятие человека, который всегда шагает впереди своей эпохи. Или проходит мимо нее.
Меня разочарования тоже не обошли стороной: к семидесятилетию Альберта я связала жилет, и только после этого узнала от Лили, что у гения на шерсть аллергия. Мне не оставалось ничего другого, кроме как пожертвовать эту бесполезную вещь в благотворительных целях. Мы оба были разочарованы: по отношению к гравюре и статье Курта Альберт неизменно демонстрировал лишь сдержанный энтузиазм. Разочаровать подарком – вещь неприятная, но быть человеком, к презенту которого отнеслись с таким пренебрежением – противно вдвойне. Лили угадала правильно, подарив свитер и большой пуловер из швейцарского хлопка, приобретенные на распродаже излишков армейского имущества, и с тех пор физик с ними не расставался. Какая горькая ирония для пацифиста!
– И что это был за подарок?
Оскар похлопал молодую супругу по руке:
– Слишком долго объяснять, Дороти. Адель наверняка знает об этом не больше тебя.
– Почему это? Что бы ни делал мой муж, меня уже ничем не удивить! Человек может путешествовать во времени? Подумаешь! Альберт и сам когда-то об этом говорил. С помощью математики можно доказать все, что угодно.
– Вы взяли слишком быстрый темп, Адель. И зашли чересчур далеко. Вероятно, от того, что влили в себя слишком много горючего.
Услышав из уст Оскара это едкое замечание, Лили тут же его перебила.
– Вы не шутите? Говорите всерьез? Но это же чистая научная фантастика!
Почувствовав, что обстановка накаляется, мой моллюск-муж тут же спрятался в свою раковину.
– Наш друг Гёдель не шарлатан! Это любому известно!
– Преподайте нам урок, герр Эйнштейн! Тогда я смогу рассказать детям, что присутствовала на лекции, которую вы читали в качестве профессора.
Дороти захлопала в ладоши. Она знала, как заставить мужчину говорить, и в совершенстве владела соответствующей методикой. Я в этом вопросе продвинулась на двадцать лет дальше нее – на те самые двадцать лет, которых у нее было меньше на бедрах. Альберт перед ее очарованием не устоял.
– Лучше скажите моим! Они от этих лекций до сих пор не могут прийти в себя.
– Выпьем за повелителей времени!
– Для подобной эквилибристики мне в первую очередь нужна трубка.
Когда физик пустился в объяснения и принялся кратко излагать суть уравнений и общей теории относительности, его молодые собратья стали покашливать. Терминология, которой он пользовался, не была мне чужда: слушая, помимо своей воли, их разговоры, я в конечном счете усвоила несколько базовых физических понятий. Но старалась я напрасно, мне в любом случае было не под силу представить этот мусс, приготовленный из четырех измерений: трех пространственных и одного временного. Может, потому, что для этого у меня было маловато пальцев? Насколько я поняла, ингредиенты Эйнштейна позволяли составлять самые разные рецепты. Его уравнения допускали несколько решений, каждое из которых представляло собой модель некоей гипотетической вселенной. И даже если представить существование других миров мне было трудно, ничего невозможного в этом не было: из одних и тех же ингредиентов у меня порой получались совершенно разные блюда: от божественных до несъедобных.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!