Свет в окошке. Земные пути. Колодезь - Святослав Владимирович Логинов

— А ты спрашивал с него?

— Нет, конечно, откуда у огородника такие деньги?

— А у тебя они откуда?

— Продал купцам шкурки двух выдр.

— И тут же кинул деньги огороднику…

Торп вздохнул и чуть заметно пожал плечами, не то признаваясь в собственной расточительной глупости, не то печалуясь, что такой высокоучёный господин, превзошедший премудрости геликософии и дактилономии, не может понять вещей обыденных, очевидных для всякого простака.

— А ещё, — не успокаивался Парплеус, — стало известно, что некая вдова из Маженице также неоднократно получала от тебя деньги.

— На что же мне ещё тратить деньги…

— Значит, они у тебя есть, — обронил слово кёниг.

— Нету!.. — взвыл Торп. — Тогда я охотился на ондатру и продавал шкурки, а нынче — весна, шкура лезлая и ничего не стоит!

— Сейчас он скажет, что не имеет даже медного кёртлинга на хлеб, — заметил Парплеус.

— Истинно так!

— А что же ты тогда тут жрёшь?! Или ты, как девственная блудница, перебиваешься дарами Нота и Зефира? Не вздумай лгать перед лицом господина и выдумывать небылицы! В деревнях голод, а на болоте весной нет никакой пищи!

— Есть, — смиренно возразил Торп, глядя на обличающий перст геликософа. — Корни аира, ряска, но лучше всего — улитки. Здесь прорва самых лучших улиток, даже на виноградниках Монстреля таких не сразу найдёшь. Улиток надо выдерживать три дня на стружках молодого граба, чтобы у них прочистило нутро, а потом самое время тушить их со щавелем и кресс-салатом. Хорошо ещё добавить латук…

Хитроумный Торп мог долго расписывать прелести своей холостяцкой кухни. Прежде этот приём действовал безотказно. Старый кёниг, брат нынешнего повелителя, немедленно размякал от подобных речей, соглашался откушать тушёных моллюсков и в результате забывал, что явился в болотистую глухомань не обедать, а карать слишком независимо живущего мужика. Плохо, когда мужик о себе мнит, от этого убавляются силы сеньора. И кто знает, не из-за Торпова ли угощения настолько ослабел Гляс дер Наст, что не заметил, как брат прячет в рукаве нож.

И вот теперь к Торпу явился новый кёниг — худой и жилистый, которого ничуть не соблазняют кухонные рассказы пронырливого мужика.

Торп с причмокиванием закончил последнюю фразу и выжидательно уставился на непрошеных гостей. Дер Наст сидел с невозмутимым видом. Парплеус, не ожидавший от смерда такого красноречия, выглядел озадаченным; заплетённая в косы борода чародея потемнела от пота. Стражник, пришедший на хутор вместе с кёнигом, стоял столбом и был, кажется, озабочен лишь одним — как бы, не шевельнувшись и не привлекая к себе внимания, согнать с носа перебравшего крови комара. Из всех пришельцев жил лишь мальчишка-прислужник, стоявший за плечом у хозяина. Пучком фазаньих перьев он отгонял кровососов от макушки кёнига, не забывая на отмахе облегчать и собственную участь.

— Много слов, — произнёс дер Наст.

— Подозрительно… — поддакнул мудрый Парплеус.

— Проверь, что у него в каморах, — ни к кому особенно не обращаясь, приказал кёниг.

Воин радостно сорвался с места и, остервенело терзая свербящий нос, скрылся за домом.

Через полминуты он выскочил обратно и торжествующе протрубил:

— Да у него корова есть! Куда-то отогнана, но следы не спрячешь. Корова тут у него!

Торп стукнулся лбом в песок.

— Государь, пощады!.. Я же с голоду без неё умру! Пропаду зазря…

— Тяжело будет, — посочувствовал кёниг. — Ну да как-нибудь на улиточках перебьёшься, не подохнешь. Веди сюда свою корову, а то я тороплюсь.

Торпу для острастки и, чтобы под ногами не путался, дали в лоб, и теперь он валялся на земле, с ходу разучившись голосить. Найденную корову обвязали верёвкой за рога и двинулись в обратный путь.

А путь предстоял немалый и непростой — через моховые прорвы, затянутые густым илом, мимо железных ям, где никакое черпало не досягнёт дна, вдоль зыбких промоин, окон, дразнящих голубым огоньком, сквозь владения шишиг и кикимор, напролом по зарослям хвоща к сухим королевским борам, где добытчиков ожидали оставленные без присмотра кони.

Слюнявая толстобокая коровёнка, конечно, не могла окупить усилий гордого кёнига, но коровёнка в таких делах и не принималась в расчёт. Важно было прийти и взять дань, иначе в магической защите повелителя мечей появится брешь, и тогда дни повелителя будут сочтены.

Из остальных мужиков налоги выколачивали солдаты, а вот к жилищу Торпа добраться они не могли. А может быть, просто не хотели стараться. Ведь в самом Торпе на грош не было магии, и он не сумел бы отвести глаза охотникам за недоимками.

Проще всего было бы зарезать хама, но дер Наст понимал, что на пожилом месте, да ещё спрыснутом кровью, и к тому же в непроходной глуши, непременно заведётся лихо. И что бы ни говорил Парплеус, какие бы волхования ни учреждал, обещая патрону мир и безопасность, лучше держаться от напасти подальше и лиха не будить. А Парплеус — что с него взять? — учёный маг. Говорить умеет складно, а как колдовать — неведомо.

— Полагаю, что с методологической точки зрения нами допущен просчёт, — разливался мудрец, утопая ботфортами в зыбкой глубине. — Нам следовало бы вести на веревке не корову, а её владельца. С этим мужиком явно нечисто, от него за полмили пахнет ересью.

— Что-то ты взбредил, — не удержался кёниг. — Привык по городам крамолу искать. В лесу ереси не бывает.

— Это как поглядеть, — посмел возразить Парплеус. — Колдовство разлито в мире неравномерно, и точно так же флюктуируют гнусности малефиков. Мир был бы куда разумней и изящней, если бы могучие силы доставались только благородным воинам и убелённым мудрецам. До грехопадения так и было. Но с тех пор в мире многое прогнило. Бесы вращают колёса крупорушек, демоны дуют в паруса кораблей, а чёрные кобольды поселились в кузнях. А ведь это места, где редко встретишь благородного человека. Магия в руках черни — отсюда один шаг до самой злой ереси.

— Кое-кто утверждает, — с усмешкой вставил кёниг, — что мельничные колёса вращает вода.

— Ни слова! — вскричал Парплеус, не замечая насмешки. — Ведь это и есть то самое, от чего рушится мир! Ежели нет демонов, то немощны и боги, а значит, не бывать и магам. В том числе и вам, кёниг!

— Ну уж я-то не пропаду. — На этот раз воитель усмехнулся в открытую. — В роду дер Настов все были повелителями мечей.

Многое мог бы возразить Парплеус на эту усмешку, но спорить не стал, памятуя, что покорность сильному — лучшая политика. Лишь промурлыкал примиряюще:

— Однако согласитесь, государь, что самая могучая, исконная магия, способная соперничать с волей богов, скрывается