Глаз в пирамиде - Роберт Антон Уилсон

Когда Иисус падает в первый раз, это считается результатом прокола шины, и Саймон подкачивает шины насосом, но из-за угрозы залить ЛСД в водопровод назначается штраф, и вся команда отбрасывается на три квартала назад мейсом, дубинками и автоматами банды Капоне, вырвавшейся из очередной петли времени в том же мультиверсуме. Задолго до Эйнштейна Уиллард Гиббс создал современный космос, и его концепция вероятной, или статистической реальности, перекрестно оплодотворенная вторым законом термодинамики с легкой руки Шаннона и Винера, привела к определению информации как негативной противоположности вероятности, превратив избиение Иисуса чикагскими копами в одно из тех событий, которые сплошь и рядом происходят во время таких квантовых скачков.

Центурион по имени Семпер Куний Лингус проходит мимо Саймона в Грант-парке, глядя на велосипедные гонки в гору. "Когда мы распинаем человека, — бормочет он, — он должен распинаться". Три Марии прижимают к лицам платочки, когда слезоточивый газ и «циклон-Б» начинают ползти в гору, к тому месту, где стоят кресты и статуя генерала Логана... «И не рвал тысячу ким»[56], — вполголоса напевает Святой Жаба, глядя на стоящего в двери Фишна Чипса... Артур Флегенхеймер и Роберт Патни Дрейк поднимаются по дымовой трубе... «Вовсе не обязательно верить в Санта-Клауса», — поясняет Г. Ф. Лавкрафт... «Амброз», — молит его Голландец.

— Но этого не может быть, — говорит Джо Малик, чуть не плача. — Не может же везде царить хаос. Тогда не стояли бы здания. Не летали бы самолеты. Прорвались все плотины. А все инженерные факультеты университетов превратились в сумасшедшие дома.

— А разве они уже не превратились? — спросил Саймон. — Ты читал последние данные по экологии? Близится экологическая катастрофа. Придется смотреть правде в глаза, Джо. Бог — это безумная женщина.

— В искривленном пространстве нет прямых линий, — дополняет Стелла.

— Но мое сознание умирает, — протестует Джо, вздрагивая.

Саймон держит початок кукурузы и поспешно ему говорит: «Осирис — черный бог!»

(Сэр Чарльз Джеймс Нейпир, бородатый и длинноволосый шестидесятилетний генерал армии ее королевского величества в Индии, познакомился в январе 1843 года с одним весьма обаятельным мерзавцем и тотчас же написал своим близким друзьям в Англию, что этот странный человек отважен, умен, сказочно богат и абсолютно беспринципен. Поскольку последователи, которых было более трех миллионов, считали этого странного чудака Богом, он брал с них по двадцать рупий за разрешение поцеловать его руку, требовал (и добивался) сексуальной близости от приглянувшихся жен и дочерей своих правоверных последователей и доказывал свое божественное происхождение, бесстыдно и открыто совершая грехи, признаваясь в которых, любой смертный умер бы со стыда. А в сражении под Миани, поддержав британцев против мятежных белуджей, он еще и доказал, что может сражаться, как десять тигров. В общем, генерал Нейпир заключил, что Хасан Али Шах Махаллати, сорок шестой имам, или живой Бог, исмаилитской секты ислама, прямой потомок Хасана ибн Саббаха, первого Ага-Хана, — самый необычный человек на земле.)

Дорогой Джо,

Я снова вернулся в Чехаго, легендарную вотчину Горбатого Ричарда, всемирный свинарник и проч., где смог приходит, словно гроза, со стороны Гэри, что через озеро, и проч., и где мы с Падре по-прежнему работаем над мозгами местных Больших Шишек и проч., так что у меня появилось время написать тебе длинное письмо, как я и обещал.

Закон Пятерок — это вершина мысли Вейсгаупта, поэтому Хагбард и Джон не особенно интересуются дальнейшими спекуляциями на этот счет. Открытие феномена 23 и 17 целиком и полностью принадлежит мне, хотя ради справедливости надо сказать, что число 23 отмечал еще Уильям С. Берроуз, впрочем не приходя ни к каким выводам.

Я пишу это письмо на скамейке в Грант-парке, неподалеку от того места, где три года назад меня травили мейсом. Весьма символично.

Только что прошла женщина из «Матерей против полиомиелита». Я дал ей четверть доллара. Вот досада, как раз в тот момент, когда я пытался привести мысли в порядок. Когда ты приедешь сюда, я смогу рассказать тебе больше; в письме наверняка все окажется очень схематичным.

Между прочим, Берроуз столкнулся с числом 23 в Танжере, когда капитан парома по фамилии Кларк упомянул в разговоре, что проплавал двадцать три года без единой аварии. В этот же день его паром со всеми пассажирами на борту затонул. Берроуз задумался над этим в тот вечер, когда по радио сообщили, что разбился самолет «Истерн эрлайнс», следовавший из Нью-Йорка в Майами. Летчиком был тоже капитан Кларк, а самолет выполнял рейс номер 23.

— Если ты захочешь узнать о них больше, — сказал Саймон Джо (на этот раз на словах, а не в письме; после встречи с Диллинджером они ехали в Сан-Франциско), — достань из бумажника долларовую купюру и внимательно на нее посмотри. Давай, сделай это прямо сейчас. При мне. — Джо вытащил бумажник и нашел однодолларовую бумажку. (Годом позже в городе, который Саймон назвал Чехаго, подчеркивая синхронность двух вторжений августа 1968 года, на съезде РХОВ после вступительно-наступательной речи Улыбчивого Джима начинается перерыв на ленч. Саймон набрасывается на одного из распорядителей и кричит: «Эй ты, чертов педик, убери руки от моей жопы», — и в возникшей суматохе Джо без труда подсыпает АУМ в безалкогольный коктейль.)

— А мне надо записываться в библиотеку, чтобы посмотреть всего одну книжку? — спрашивает Кармел в публичной библиотеке Лас-Вегаса после того, как Малдонадо не сумел вывести его на какого-нибудь агента коммунистов.

— Одним из самых непонятных поступков Вашингтона, — рассказывает профессор Персиваль Петсделуп на лекции по истории Америки в Колумбийском университете в 1968 году,— был его отказ поддержать Тома Пейна, когда тому вынесли смертный приговор в Париже... "А что непонятного? — думает Джордж Дорн, сидя на галерке. — Вашингтон был штрейкбрехером Истэблишмента".

— Сначала рассмотри портрет на лицевой стороне, — говорит Саймон. — Это вовсе не Вашингтон, это Вейсгаупт. Сравни это изображение с любым из ранних, настоящих портретов Вашингтона, и ты поймешь, о чем я говорю. А как тебе эта загадочная полуулыбка? (С этой улыбкой Вейсгаупт закончил писать письмо, объяснявшее Пейну, почему он не сможет ему помочь; он скрепил его Великой печатью Соединенных Штатов, значение которой было известно только ему, и, откинувшись на спинку стула, вполголоса пробормотал: «Жак де Молэ, ты снова отмщен!»)

— Что значит я устроил беспорядок? Да вон тот педик своими ручищами схватил меня за жопу!

(— Ну, я не знаю, какую конкретно книжку, детка. Какую-нибудь, где рассказывается, как работают коммунисты. В общем, как гражданин и патриот может раскрыть шпионскую группу коммунистов в своем районе. Что-нибудь в таком духе, — поясняет Кармел библиотекарше.)