Незримые нити - Евгения Горская

Кузя уткнулся Наташе в ноги, положил передние лапы на колени. Наташа прижалась к собаке.

Она должна ненавидеть Елизавету, а почему-то жалела. Чуть-чуть жалела, самую малость.

Женщина, ждущая ребенка, не должна быть несчастной. Она не должна быть одна. Она должна знать, что кто-то беспокоится о ней.

Лиза села на теплоход. Начались преждевременные роды.

Семен уверял, что ребенок родился нормальным. На первой же остановке молодую мать вместе с младенцем, конечно же, забрала «Скорая». Семен поехал вместе с ней.

Лиза в роддоме не осталась.

— Она ребенка даже на руки не взяла, — зло рассказывал вчера Семен.

Наташе он рассказал больше, чем полицейским.

Через три недели он вновь поехал в роддом с твердым намерением взять себе ребенка. Но оказалось, что малыша уже забрали новые родители.

— Я бы никогда не сказал Борису…

— Я знаю.

Кузя повертелся, лизнул Наташу в лицо.

— Нельзя! — Наташа погрозила собаке пальцем.

— Гони его, — посоветовал Семен, но она снова уткнулась щекой в шерсть.

Семен узнал Лизу, когда Борис Александрович их знакомил. И Лиза его узнала…

— Не бывает обстоятельств, которые могут заставить мать бросить ребенка. — Семен каким-то образом понял, о чем Наташа думает.

Она покивала, согласилась.

— И не бывает обстоятельств, которые заставляют убивать! — Он посмотрел на Наташу и вздохнул. — Ты бы никогда так не поступила. Не бросила бы ребенка и не начала стрелять.

Он бросил телефон, который до этого держал в руках, на стол. Телефон немного проехал по столу и замер.

Семен помолчал и сердито сжал губы.

— Я тебе говорил, чтобы ты не встречалась со стервой, а ты!..

— Теперь я всегда буду тебя слушаться, — улыбнулась Наташа.

Он, тяжело вздохнув, встал с дивана, стряхнул Кузю, поднял Наташу с кресла и заглянул в глаза.

— Я тебя очень люблю.

Она хотела сказать, что тоже очень его любит, но не успела, потому что его губы были уже рядом.

Весна выдалась холодная, затяжная. Только вчера Антонина заметила на газоне первые желтые пятнышки мать-и-мачехи.

Впереди было время, которое она любила больше всего: распускающаяся листва, запах сирени, детские голоса, несущиеся из приоткрытых окон.

Антонина заставляла себя радоваться весне. Это не очень получалось, но она была упорной женщиной.

О Лизе в семье не говорили, и иногда казалось, что пережитый кошмар остался только в воспоминаниях.

Сначала она очень боялась за Борю, но брат вел себя мужественно. Он первый пресек все разговоры о его жене, он ходил на работу, по выходным приезжал к Антонине, и она старалась вкусно его накормить. Однажды даже напекла пирожков, но больше возиться с тестом заставить себя не смогла и с тех пор заказывала пирожки с доставкой на дом.

Антонина знала, что Борис сделает все, чтобы облегчить Лизе жизнь.

Оксана недавно вымыла Антонине окна. С Оксаной они о Лизе тоже не говорили, девушка, к счастью, про бывшую хозяйку не спрашивала. Оксана казалась веселой и счастливой, и Антонина за нее радовалась. Она одна знала, что Оксана сейчас не была бы ни веселой, ни счастливой, если бы Семен не начал повсюду возить с собой девочку Наташу.

Эпизод с нанятой квартирой и ложным вызовом врача не всплыл. Только Антонина понимала, что шансов остаться в живых у Степана было немного, если бы Лиза рискнула выстрелить в Семена в той квартире.

Степан после этого не прожил бы и суток.

Продумано было хорошо, шансов связать Степана с Лизой у полиции практически не было. Догадаться о их прежнем знакомстве можно было только чудом. Они даже не работали никогда вместе.

А связать Лизу с Семеном шансов было еще меньше. Лиза даже на приеме у него никогда не была.

Теперь пистолет покоился бы где-нибудь на дне Яузы, а Антонина мучилась бы оттого, что продолжает не любить невестку.

Антонина посмотрела на часы и позвонила племяннице.

— Приходите завтракать, — позвала Антонина.

Это отлично, что Маша и Костя живут рядом. Денег у молодых было, наверное, не меньше, чем у Антонины, но она старалась их ненавязчиво подкармливать.

* * *

Поезд прибыл рано. День обещал быть теплым, но остывший за ночь воздух холодил, как в марте.

Борис зашел в здание вокзала, выпил кофе в дорожном кафе. Кофе был невкусный, но согревал.

Борис смотрел на проходивших мимо пассажиров и казался себе странником из царства мертвых, случайно забредшим в эту точку пространства и времени.

Больше всего мучило даже не то, что жена оказалась убийцей, а то, что он чего-то не сделал. Не захотел. Не смог…

Он, по сути, не интересовался Лизой. Он ее почти не знал.

Наверное, она знала его лучше. Борис понимал, что немедленно развелся бы, если бы узнал про брошенного ребенка.

Ложь прощал, старался не обращать внимания, а ребенка бы не простил. Отшатнулся бы, как от прокаженной.

Сейчас он имел полное право совсем не думать о Лизе, но забыть о ней не мог. И даже не пытался.

Нужна будет Лизе помощь — он все сделает. Как справедливо заметила Антонина, это его долг.

Борис выбросил бумажный стаканчик и направился к стоянке такси.

Он никому не говорил, даже сестре, что судьба малыша мучила его даже больше, чем судьба Лизы.

Ему стоило немалых денег узнать, где и с кем находится Лизин ребенок. Сначала он смотрел на фотографии гуляющего малыша, а потом сел в машину и сам поехал по адресу, который так недешево ему обошелся. Ехать пришлось недалеко, в ближнее Подмосковье.

Малыша он по фотографии не узнал, узнал приемную мать. Женщине было за сорок. Она наблюдала за качающимся на качелях мальчиком и улыбалась.

Борис вернулся домой и взял билет на ближайший поезд.

Наверное, Ирена еще спала. Он долго звонил в дверь. А когда дверь открылась, молча стоял и смотрел на Ирену, пока она не потянула его за руку в квартиру.

Тогда он бросил дорожную сумку на пол и уткнулся в кольца волос.

— Не прогоняй меня, — прошептал он.

— Я тебя ждала, — тихо сказала Ирена.

Он не чувствовал свободы и легкости, как раньше рядом с Иреной. Он ничего не чувствовал, кроме усталости и понимания, что без Ирены сделается окончательно мертвым.

Она вздохнула, обняла его, и царство мертвых отступило.