Дракула - Брэм Стокер

— Как только я увижу, что причиняю горе тому, кого люблю, — а я буду зорко за этим следить, — я умру.

— Неужели вы хотите покончить с собою? — спросил он хриплым голосом.

— Да, я сделала бы это, если бы у меня не было друга, который меня любит, который избавит меня от такого горя, такого отчаянного поступка.

Она бросила на него многозначительный взгляд.

Когда она кончила, он встал, положил свою руку на ее голову и произнес торжественным тоном:

— Дитя мое, имейте в виду, если это вам может помочь, то такой друг у вас есть. И если бы в том проявилась необходимость, я сам нашел бы для вас средство без страдания покинуть этот мир. Но, дитя мое, здесь есть несколько человек, которые станут между вами и смертью. Вы не должны умереть; вы не должны пасть ни от чьей руки, а меньше всего от вашей собственной. Пока еще не мертв тот, кто испортил вашу счастливую жизнь, вы не должны умирать. Пока он все еще обладает своим лукавым бессмертием, ваша смерть сделает вас такой же, как и он сам… Нет, вы обязаны жить! Вы обязаны бороться и стараться жить, хотя бы смерть казалась вам невыразимым благодеянием. Вы должны бороться с самою смертью, придет ли она к вам во время печали или радости, ночью или днем, в безопасности или беде. Итак, ради спасения вашей души вы не должны умереть — и не должны даже думать о смерти, пока не кончится это ужасное несчастье.

Моя бедная Мина побледнела как смерть и задрожала всем телом. Мы молчали, не будучи в состоянии чем-нибудь ей помочь. Наконец она успокоилась и, обратившись к нему, сказала необыкновенно ласково, но вместе с тем и печально, протягивая свою руку:

— Я даю вам слово, дорогой друг, что если Господь оставит меня в живых, то я постараюсь поступать так, как вы советуете, пока не освобожусь от ужаса.

Затем мы приступили к выработке плана действий. Я сообщил ей: что ее обязанностью будет хранение всех бумаг, всех дневников, пластинок фонографа, которыми мы впоследствии, быть может, воспользуемся: словом, что она будет заведовать нашим архивом, как она делала до сих пор. Она с радостью и даже с величайшим интересом приняла это предложение.

— Быть может, оно и к лучшему, — сказал Ван Хелзинк, — что на нашем совещании после посещения Карфакса мы решили оставить в покое ящики, зарытые там. Если бы мы поступили иначе, то граф узнал бы о нашем намерении и без сомнения принял бы меры к тому, чтобы с другими убежищами нам это не удалось; теперь же он ничего не знает о наших планах. По всей вероятности, он не знает даже того, что мы обладаем средствами от его чар, и он не сможет ими пользоваться как прежде. Мы настолько продвинулись вперед в наших знаниях и настолько познакомились с его логовищем, что после обыска дома на Пикадилли сможем его выследить. Сегодняшний день в нашем распоряжении: сегодня наш план должен быть окончательно приведен в исполнение. Восходящее солнце осветило нашу печаль — и оно будет нас сегодня охранять. Прежде чем оно зайдет, чудовище должно быть побеждено, в кого бы оно не превратилось. Днем оно связано со своею земною оболочкой. Оно не может растаять в воздухе, не может пройти сквозь замочные скважины и щели. Если оно хочет пройти через дверь, оно должно ее открыть, как и всякий другой смертный. Итак, сегодня нам надо отыскать все его убежища и уничтожить их. Если же нам не удастся это, то мы должны загнать его в такое место, где могли бы впоследствии наверняка стереть его с лица земли.

Тут я вскочил, не будучи в состоянии сдержать себя при мысли, что пока мы даром тратим время на разговоры, проходят драгоценные минуты, от которых зависит жизнь и счастье Мины. Но Ван Хелзинк предостерегающе поднял руку и сказал:

— Нет, любезнейший Джонатан, не забывайте старой истины — тише едешь, дальше будешь. Мы все будем действовать и действовать сообща, притом с необыкновенной быстротой, когда настанет время. Граф, наверное, приобрел для себя несколько домов. Я полагаю, что ключ к тайне находится в доме на Пикадилли. Он хранит там, конечно, документы, удостоверяющие его покупки, ключи и другие вещи. У него там имеется бумага, на которой он пишет, и чековая книжка. Там у него много необходимых предметов, потому что этот дом oн может посещать спокойно в любое время, не обращая на себя внимания среди огромной толпы, движущейся по улице. Мы сейчас туда отправимся и обыщем; когда же узнаем, что в чем сокрыто, тогда начнем, по выражению нашего Артура, погоню за старым хитрецом. Не так ли?

— Так пойдем же немедленно! — закричал я. — Мы даром теряем драгоценное время.

Профессор не двинулся с места и спокойно сказал:

— А каким образом вы думаете проникнуть в дом на Пикадилли?

— Все равно каким! — воскликнул я в ответ. — Если окажется нужным, то мы вломимся силой.

— А о полиции вы забыли? Где она будет и что она скажет по этому поводу?

Я был поражен; но я знал, что если он откладывает наш поход, то имеет для этого веские основания. Поэтому я ответил, насколько мог, спокойно:

— Не медлите больше, чем надо. Надеюсь, вы понимаете, какие страшные мучения я испытываю.

— Да, дитя мое, я знаю: и вовсе не хочу увеличивать ваши страдания. Но надо хорошенько обдумать, что мы реально можем сделать, когда все еще на ногах. Настанет и наше время. Я долго раздумывал и решил, что простейший путь будет и самым хорошим. Мы желаем войти в дом, но у нас нет ключа, не так ли?

Я молча кивнул.

— Теперь представьте себе, что вы хозяин дома и не можете в него попасть; что бы вы сделали?

— Я бы пригласил какого-нибудь слесаря и попросил его открыть дверь.

— И неужели полиция не помешает вам?

— О нет! Если она знает, что слесарь приглашен хозяином.

— Значит, по вашему мнению, — сказал он, пристально глядя на меня, — недоразумение может быть только в том случае, если слесарь или полиция усомнится в том, имеет ли она дело с настоящим владельцем или нет. Для этого наша полиция должна быть очень старательной к способной — настолько способной, чтобы читать в сердцах людей. Нет, нет, Джонатан, вы можете пробраться в сотни пустых домов Лондона или любого другого города, и если вы поступите умно и притом будете действовать в подходящее время, то никто и не подумает помешать вам. Мы не пойдем так рано, чтобы полицейский не заподозрил нас; мы отправимся после 10 часов, когда на улицах много народа и когда все будут думать, что мы на самом деле хозяева дома.

Я вполне согласился с ним, и лицо Мины потеряло прежнее отчаянное выражение: его совет пробудил в нас надежду. Ван Хелзинк продолжал:

— Когда мы очутимся в доме, мы найдем там нити, ведущие к разгадке тайны. Некоторые из нас могут остаться там на всякий случай, остальные же отправятся в другие места — Бермондси и Мэйл-Энд, отыскивать остальные ящики.

Лорд Годалминг встал.

— Я могу немного помочь вам, — сказал он, — я сейчас протелеграфирую моим людям, чтобы они в определенных местах держали наготове экипажи и лошадей.