Хозяин - Михаил Орлов

В какой-то мере это было восхитительное чувство: парить над пугающей и манящей бездной, ощущая себя и хищником, и почему-то жертвой. Тем не менее, даже учитывая прячущееся где-то в глубине опасение, было удивительно приятно ощущать себя частицей нового обширного и прекрасного мира.

Через некоторое время гигантское давление начало чувствоваться. Непонятно каким образом, каким чувством стало ясно, что дно близко. Видимо, у монстра были иные органы чувств, еще не освоенные, но бессознательно пользоваться которыми было уже можно. Так, стала ощущаться холмистая поверхность дна, небольшие впадины и возвышенности. Было еще что-то – неясное, но и не вызывающее тревогу, однако отмеченное сенсорами зверя. Что это было – ни Лука, ни кто другой понять не мог.

Внезапно во тьме тут и там над дном зажглись огоньки. Красноватые, ничего не освещающие, они манили так сильно, что Лука не мог противиться влечению и медленно направился в их сторону. Никто из товарищей не возражал. Более того, всеми овладело нетерпение, всем хотелось приблизиться и посмотреть, что это такое.

Странное зрелище: огоньки, расстояние между которыми было до полусотни метров, зажглись на огромном пространстве – наверное, десятки, если не сотни километров были покрыты ими. Они были словно маячки над колышущимся, не видимым глазами, но только ощущающимся иными органами чувств мягким, казалось, живым покровом. В иной ситуации, оставшись человеком, Лука ничего, кроме ужаса, не испытал бы. Но сейчас восприятие могучего зверя уже довлело над ним, он ему доверял.

Как оказалось, зря. Лука словно бы со стороны наблюдал за приближающимся огоньком. Тот рос, пока не превратился в метровый каплевидный предмет, похожий в том числе и на рыбу. Лука приготовился изучить его поближе, но зверь, в котором они все обитали, не дал времени. Мгновенным броском одолев последние метры, монстр схватил огонек щупальцем и тут же сунул себе в пасть.

Сразу случилось несколько вещей: дно под ними взбурлилось, пошло волнами, словно мощное землетрясение прокатилось внизу, их самих рвануло, будто маленькую рыбку, и бросило в сторону и вниз – темная стена мрака вздыбилась и налетела. Тут же все и кончилось, вроде бы и не начавшись: ни боли, ни иных восприятий, ничего.

Странное ощущение: небытие и в то же время ощущение своего бытия. Концентрическими кругами расходилось во все стороны осознание мира, себя, воды над собой, а также далекой земли и света. Все это неспешно, постепенно; не потому, что сигналы по нервным окончаниям продвигались слишком медленно, виной было гигантское расстояние, оно мешало охватить весь псевдоорганизм целиком.

Лука, оставаясь мыслящей единицей, одновременно воспринимал себя и как часть целого. Но это целое не было единым организмом, оно вообще не было организмом, оно было началом жизни, гигантским куском протоплазмы, в котором тем не менее зрели островки восприятия. Множество островков. Не таких высокоорганизованных, как сам Лука или его товарищи, но все равно обладающих сознанием.

Постепенно колоссальные пространства, занятые этой формой жизни, стали понятны и Луке, и всем остальным. Сотни, может быть, тысячи километров были покрыты толстым живым слоем, объединенным единой нервной системой. Нервные сигналы поступали быстро, но не мгновенно, так что происходящее за много миль становилось известно через длительное время. Однако же начало процесса, охватившее все пространство, Лука не пропустил. И каким-то непонятным ему чувством он узнал, что аналогичные процессы начались одновременно по всему континенту.

Внезапно весь темный губчатый слой покрылся сетью перемычек, сразу же уплотнившихся. Гигантский процесс деления целого на множество самостоятельных частей продолжался совсем немного времени. И к счастью для Матиаса, Луки и других, они попали в этот плен незадолго до катаклизма и их не успели распределить достаточно широко: они попали в отдельный фрагмент, некоторое время дрейфовавший по воле течения, пока все они собирали мысли и волю.

«Все на месте?» – поинтересовался Лука.

По очереди отозвались все. Апатия, охватившая Луку, видимо, овладела всеми. Молчаливо переживая свои превращения, каждый обдумывал происходящее. Первым начал Матиас.

«Считаю, что нам надо обсудить наше положение».

«В этом есть смысл?» – устало поинтересовался Лок.

«Я не понимаю, вы все как будто уснули, надо же что-то делать», – впервые вступила в разговор Лина.

«Наша милая нифма наконец-то проснулась, – съязвил Матиас. – Раз надо что-то делать, вот и попробуй. А мы посмотрим».

Она попробовала.

Испуг ли, истерика или нестерпимый ужас, ими всеми не распознанный, но в каждом из них присутствующий в той или иной мере, что-то одно или все вместе – помогли ей. Внезапно по огромному лоскуту, вместившему их, прошла дрожь, мелкие волны заставили судорожно дергаться весь гигантский кусок биомассы, мышцы, немедленно возникающие, сокращались с такой силой, что их бросало из стороны в сторону. Трещали вновь возникающие кости, все пришло в движение; от испуга ли, от неожиданности ли, но каждый принял участие в борьбе, что только усилило хаос. Однако безумие и страх Лины, неожиданная сила, с которой она вступила в схватку, сделали свое дело. С одной стороны, где, кажется, и было ее прибежище, стала вырастать, словно гриб, часть плоти.

Гриб вырастал, в свою очередь теряя очертания, превращаясь в пузырь, изнутри которого что-то рвалось, затем на границе этого образования возникла новая перемычка, она утолщилась – и лопнула.

Сразу все кончилось; агония, захватившая всех, стала стихать. Отделившаяся часть отпрянула в сторону, тут же принимая обтекаемую форму. Со стороны Луки было ясно видно, как прямо на ходу из бесформенного куска формируется нечто рыбообразное, как на этой заготовке тут же возникают глаза, нечто вроде рук, сразу принявшее форму плавников, затем хвост, и все это вновь зародившееся творение, так и не посмотрев на свою оставшуюся большую часть, рванулось в сторону далекого берега и стало быстро удаляться.

Увеличившийся обзор, наверное, из-за нарушения четкой прежней формы давал возможность видеть почти все целиком. Формы никакой не было. Был какой-то бесформенный, похожий на амебу конгломерат, раскинувший в сторону пять плотных щупалец, сквозь полупрозрачную оболочку которых виднелись темные круглые образования, предположительно их уцелевшие в катаклизмах мозги.

Неожиданно они стали подниматься вверх, всплывая медленно и плавно, как огромный бесформенный поплавок. Наверху ветер стих. Тучка закрыла солнце, и под вмиг ставшим пасмурным небом море было густое, граненое, и только у берега, где сияло солнце, по-прежнему горели отвесные золотые скалы.

«И что теперь нам делать? – спросил в наступившей тишине Матиас. – Как я понимаю, моя прелестная землячка нас покинула. Предлагаю обменяться мнениями».

Солнце вновь показалось из-за тучи, и их общее тело осветилось почти насквозь. Сквозь медузообразную массу не было видно ни внутренностей, ни мышц, только что, кажется, нормально функционирующих в их общем теле. Остались только собственные мозги, темневшие на периферии в конечностях, да переплетения похожих на веревки органов, вероятно, относящихся к нервной системе.