Вкус крови - Елена Милкова

«А может быть, действительно… Тюрьма ФСБ… И бить больше не будут… А потом простая и легкая смерть от пули…»

– Ну давайте, Глеб Сергеевич, вот видите, я уже от вашего имени составил заявление. Вам остается только подписать. Вот ручка. Ну?

«И я навсегда останусь маньяком-убийцей. Навсегда. Что такое смерть по сравнению с вечностью?»

– Я не убивал, – тихо сказал Глеб.

– Я составил список украденного. – В дверях появилась фигура в пальто бутылочного цвета.

– Присаживайтесь, Николай Георгиевич, – пригласил Самарин.

Кол внимательно вглядывался в лицо следователя, стараясь понять, о чем тот сейчас думает. И как всегда, не угадал.

– Приостанавливаем мы ваше дело, гражданин Шакутин, – огорошил его Самарин. – Вернее, дело будет переквалифицировано. Теперь Константинов обвиняется не в краже, а в попытке использовать найденные документы. А это уже совсем другая статья.

– Год условно? – не поверил своим ушам Кол.

– В лучшем случае. А так – штраф в размере минимальной месячной оплаты труда. На сегодняшний день это восемьдесят три тысячи четыреста тридцать рублей. Это, опять же, если суд вообще признает его виновным. Что совершенно неочевидно.

– Но как это может быть?! – вскричал Кол. – Бред какой-то!

– Видите ли, существует презумпция невиновности. По нашим законам, если вина не доказана, человек не может считаться виновным. А доказать вину Константинова невозможно. Тем более в хищении кейса с ювелирными изделиями.

Проводник его с уверенностью опознать не смог. Сам по себе билет вообще ничего не доказывает: там нет ни серии, ни номера паспорта. Фамилия только, и к тому же довольно распространенная. Зато родители Константинова, равно как и друзья, твердо стоят на том, что двадцать первое, двадцать второе и двадцатое третье он провел на даче.

– Алиби?

– Два свидетеля. Алиби, – кивнул Самарин.

– Но бутылка! Отпечатки!

– Вот показания экспертизы. – Самарин вынул из папки несколько скрепленных бумажек, одну из которых Кол узнал – это были его собственные «пальчики». – На бутылке обнаружены три четких отпечатка. Все три не принадлежат ни вам, ни ему.

– Кому же они принадлежат? – недоуменно спросил Кол. – Может быть, проводнику?

– Неустановленным лицам, – холодно ответа следователь.

– Но как это может быть?!

– Не знаю. Но дело обстоит именно так. Теперь картина вам ясна?

Шакутин соображал быстро. Картина вмиг действительно стала ясной. Против Васи Константинова не оставалось ничего. Он не был в Москве, а значит, не мог возвращаться оттуда в одном вагоне с Колом. фамилия на билете ничего не значила, а отпечатков на бутылке не оказалось. Доказательств того, что обокрал его именно Константинов, не было. Напротив, у Василия было алиби. Дело разваливалось, как карточный домик.

– И что же теперь? – спросил Шакутин у следователя.

Тот развел руками:

– То, что я вам сказал: штраф в размере минимальной месячной оплаты труда.

– Какая чушь!

– Я буду держать вас в курсе. – Самарин поднялся, давая понять, что разговор закончен. – Послушайте, вас что больше интересует: посадить Константинова за решетку или найти пропавший кейс?

– По правде говоря… – Кол было замешкался, но потом ответил:

– Да, конечно, кейс. Бог с ним, с Васей. Он свое все равно получит рано или поздно.

– Вы так уверены в торжестве высшей справедливости? – усмехнулся Дмитрий.

– А вы нет? Вы же следователь. Вы осуществляете эту самую справедливость.

Как говорится, «карающий меч правосудия»?

Дмитрий только махнул рукой. Это выражение касается суда, а не следствия.

Но не место и не время обсуждать сейчас эти материи. Тем более с потерпевшим.

Потому что у каждой профессии есть своя корпоративная этика. Ни один врач не называет другого коновалом, машинист защищает честь любого Другого машиниста, и даже сборщики бутылок, хоть и живут в условиях жестокой конкуренции, не станут поносить свою профессию как таковую. Как говорит народная мудрость, «не выноси сор из избы». Тем более когда эта изба – правоохранительные органы государства.

Не дело критиковать их перед посторонними. А потому Самарин промолчал и только кивнул на «До свидания».

Когда дверь за потерпевшим закрылась, Дмитрий вернулся за стол и тупо уставился в экран компьютера, где по-прежнему висел протокол перекрестного допроса. «Какая чушь! Какой чудовищный маразм все эти бумажки! Имитация кипучей деятельности!» Взгляд Самарина упал на материалы экспертизы. Этот идиот еще спрашивает, что все это значит! Как будто это и так не ясно как день!

Подделанная экспертиза – все проще пареной репы. Бедняга, кажется, столкнулся с этим в первый раз. Хорошо, если в последний.

К сожалению, Дмитрий не мог сказать того же самого о себе.

И сейчас его мучил не абстрактный факт ложной экспертизы, а куда более практический вопрос: кто это сделал? Вряд ли сами эксперты – подходы к ним найти не так просто. Скорее сработал кто-то из отделения. Дело нехитрое.

Изымаются снятые с бутылки отпечатки, а на их место кладутся любые другие.

Первые попавшиеся. Вот и получаются пальчики «неустановленных лиц». И теперь уже ничего не докажешь. Дмитрий вспомнил Мишу Березина. Неужели он? В это верилось с трудом. Миша скорее просто проявил халатность: не закрыл сейф с вещдоками, выходя из кабинета, оставил на столе ключи или еще что-нибудь в таком духе. Это происходит постоянно. Ну и кто-то воспользовался этим.

«Интересно, сколько ему заплатили?» – мрачно думал Самарин-Почему-то вспомнился Толька Жебров, приезжающий на работу в новенькой «девятке». Все знали, что машину ему купил тесть. А если нет? «Фу ты, черт, – попытался отмахнуться от этих мыслей Дмитрий, – не мое это дело. Пусть этим занимаются те, кто проводит операции „Чистые руки“».

И все же Жебров никак не хотел идти из головы. Дмитрий попытался сосредоточиться на деле Василия Константинова, но перед глазами стояло улыбающееся лицо Анатолия. А ведь он знал Марину Сорокину по школе, где они вместе работали… И причина его ухода из школы была далеко не очень красивой…

А Завен? Что связывает Жеброва с Завеном? Где Вера? Пропала? Как Митя Шебалин. Самарин вспомнил слова Гринько: «С дерьмом не знакомлюсь».

Самарин встал и нервно заходил по кабинету.

Вопрос не в том, станет ли Гринько отвечать, а в том, будет ли его кто-нибудь спрашивать. С какой стати? Нет и не будет уголовного дела на капитана Жеброва. А тогда с какой стати старший следователь Самарин вообще ломает над этим голову. Что, своих дел не хватает? Надо думать об избиении Муравьева, о хищении с товарного двора. А думать о капитане Жеброве его никто не уполномочивал.