ПТУшник - Иннокентий Белов

и ударил со всей силушки, понимая, что мне требуется обязательно остановить самого наглого и смелого гопника с одного удара. Второй пока выглянул из-за решетки, на вид не такой опасный, лицо потолще и движения не такие настораживающие плавные. Увидел меня, ждущего, когда он вылезет из-за решетки, с хорошим дрыном в руках и в полной готовности ему тоже отвесить, как следует. Рассмотрел еще своего подельника, все так же байкающего половину лица и напрочь забывшего, что требуется делать дальше с жертвой нападения.

По лицу второго я понял, что нападать он уже не хочет, только начал негромко звать приятеля вернуться в подворотню, не осмеливаясь самому дотянуться до того и помочь ему.

Из-за поворота с Садовой свернули в нашу сторону люди, тетка с мужиком, несущим авоськи, куда-то сюда идут и мне бы лучше исчезнуть, пока меня не разглядели внимательно. Пацан этот уже весь в крови, все ладони и на шею натекло, с точки зрения простых зрителей — явно жертва страшного избиения.

Поэтому я посмотрел последний раз на одного и другого налетчиков, повернулся и легко побежал к Фонтанке. Отбежав подальше, через пол минуты я обернулся на пару секунд, увидел, что прохожие остановились около невезучего жигана и о чем-то с ним разговаривают.

Наверняка, ничего про меня хорошего гопники не скажут невольным свидетелям происшествия, впрочем, мне признание от них и не требуется никакое.

Я пересек Египетский мост, дальше уже иду спокойным шагом, потому что посмотрел с высоты моста назад и не увидел никакой толкучки на месте столкновения.

Значит, скорую не вызывают, клиент не совсем дошел до кондиции, скорее всего, сейчас эта тетка оказывает ему посильную помощь и бинтует голову у себя дома. Впрочем, может и оказывает, и скорую одновременно вызывает, если рассечение слишком сильное.

Парень попробует, конечно, отказаться от врачей, ему самому это ни к чему, отмечаться в сводках городских происшествий и давать показания дознавателю. Однако, возможно, что придется зашивать рану, в любом случае посещения больницы не избежать, тогда медики точно сообщат органам о случившемся.

Ладно, что он там наврет, меня не особенно касается. Понятно, что правду точно не скажет никому из органов, что собирался по наводке старших товарищей прижать и грабануть подроста-спекулянта.

Вскоре я сижу в электричке, очень довольный сегодняшней торговлей и сложившейся на редкость удачно схваткой.

Что-то ведь я почувствовал своими взрослыми мозгами, что есть какая-то задумка у моих конкурентов. Типа, добьемся своего не мытьем, так катаньем, не хочешь так книги продать подешевле, тогда просто потеряешь их с концами и все деньги еще вместе с частью здоровья.

Слишком мелкий я для того, чтобы свободно торговать со взрослыми мужиками рядом, так они думают.

По взглядам на мои книги, по интонации предложения о покупке и по тому, как они быстро свернулись и ушли.

И ведь не докажешь ничего потом, что это твои книги лежат у мужиков на сумках, посмеются только и прогнать попробуют малолетку, наградить пинками за ложные обвинения.

Ладно, план у них пока провалился, правда, серьезные проблемы у меня впереди вполне возможны.

Теперь не только мужики-спекулянты на меня косо будут посматривать, еще и пострадавший гопник постарается отомстить серьезно. А это ему не трудно, исправно получая свежую информацию от своих подельников, может кодлу побольше собрать, тогда уже реально прижать меня около ЛОК после торговли. Вид то у меня совсем-совсем не внушительный, а сам занимаюсь такими делами, что жаловаться в милицию не побегу наверняка.

Поэтому, завтра еду торговать, а вот про следующие выходные придется подумать, как следует. С густо перевязанной бинтами башкой и вероятным сотрясением мозга вряд ли пострадавший малолетний уголовник там завтра станет отираться, чтобы отомстить. Придется еще сделать вид перед мужиками, что не догадываюсь, кто гопников по мою душу наслал.

Так и поступил, приехал снова еще раньше, посетил туалет на вокзале, чтобы по нужде не выскакивать из двора. Опять с дрыном под рукой торгую, поставил его у себя за спиной на всякий случай, встал еще от вероломных мужиков подальше, чтобы на моих продажах уши не грели.

Привез все книги подешевле и продаю их немного меньше своей прежней цены, снова отлично поторговал. Из десяти шесть продал, теперь с нашими подарками и продажами осталось всего двадцать книг у меня со Стасом.

Стоял снова до конца, конкуренты уже ушли давно, потом собрался, спрятал деньги подальше и выйдя из опустевшего двора, бдительно осмотрелся, после чего повернул к Никольскому морскому собору.

Постоянно оглядываясь и остерегаясь, добежал до Площади Мира, откуда вернулся на вокзал. Снова двухчасовой переезд с одной из книг в руках, чувствую наглядно, что поездки каждый день утомляют. А ведь есть же люди, которые так ежедневно катаются на работу или учебу.

Правда, устаю я скорее морально — в ожидании облавы, мести гопников или вероятных проблем с покупателями.

Собираемся у Стаса и подбиваем общие доходы вечером воскресенья.

— Смотри, у нас было сорок четыре книги, четыре мы забрали на подарки, я еще продал, — я считаю вслух, — Три, потом две, потом пять, потом четыре и сегодня шесть. Всего двадцать книг в итоге. Денег получилось двести тридцать восемь рублей, из них накладных расходов примерно восемь рублей, — я считаю только те поездки, в которые я что-то продал, — Твоих денег всего пятьдесят семь рублей и пятьдесят копеек, моих — сто семьдесят два рубля пятьдесят копеек, — подвожу я итог.

Стас недовольно смотрит на меня, что уж больно большая разница в доходах. Поэтому я все же некоторое время думаю рассказать ему свое приключение на Литейном, особенно, как трагически получил сотрясение мозга с рваными ранами на голове молодой опер. И что меня ожидало, если бы не получилось убежать совсем.

Да и может еще впереди ожидать, если я с ним встречусь.

Однако, это точно такая информация, которой ни с кем делиться нельзя.

Зато, про гопников, подстерегавших меня по дороге на Балтийский вокзал я рассказываю с чистым сердцем.

— Ого, какие у вас там проблемы! — поражается Стас, — Прямо натравили, думаешь?

— А ты что думаешь? Все очень опасно и страшно, да и пожаловаться некому. Теперь мне там не поторговать свободно, подловят через неделю гопники с Рижского и отмутузят по потери пульса.

— Все рано у меня доля очень маленькая, — замечает приятель, сочувственно помолчав с минуту.

— А кто в этом виноват?

— Кто? — прикидывается дурачком Стас.

— Твой длинный язык, кто еще? Забыл, что ли? Так бы делили на три трети, одну продающему и по одной каждому, тогда