Хитники - Михаил Бабкин

– Дядя! – повысив голос, сказал Иннокентий, – вы чего в чужие дела вмешиваетесь? Немедленно прекращайте отменять мою ворожбу! В конце концов какое вам дело до этих неудачников?

– Да так, понимаешь. Есть кой-какой личный интерес, – уклончиво молвил Снюссер. – И не только к этим двум, но и к ныне существующему миру. А потому, Кеша, хочешь ты того или нет, но я не прекращу ставить тебе палки в колёса. Извини, если обидел.

– Вот как, – засовывая кинжал за ремень брюк, зло прищурился Иннокентий, – значит, война?

– Непременно, – весело согласился дед Панкрат. – Готовь уши, племянничек, ужо оттаскаю так оттаскаю!

Дальнейшее произошло на удивление быстро. Впрочем, как решил Глеб, схватка двух сильных колдунов и не может быть затяжной по определению – если, конечно, они сошлись биться всерьёз, а не демонстрировать своё умение за деньги, на потеху публике. И потому развернувшийся перед двумя зрителями магический поединок напоминал не постановочный «бой без правил», но жестокую уличную драку, где все средства хороши.

В ход пошло всё умение магов, все их познания в разрушительном колдовстве: вначале они обменялись частыми ударами молний, залпами колючего града и сбивающими с ног порывами грозового ветра – однако, вмиг создав перед собой защитные стены, оба чародея остались целыми и невредимыми.

Едва только сверкнула первая молния и грянул раскатистый гром, Глеб не на шутку испугался что в пылу разборки – ненароком, случайно – может крепко достаться и ему с Федулом. К счастью, удары были точечными, узконаправленными, но поберечься стоило – а вдруг кто из магов промахнётся? Да прямиком по сидящей невдалеке парочке… Потому Глеб с Федулом, не сговариваясь, кинулись подальше от разбуянившихся чародеев. А так как особо бежать было некуда, то невольные свидетели колдовской схватки укрылись за одним из ближних коконов. Откуда и продолжили следить за бурно развивающимися событиями.

Следующими в схватке были использованы фаерболлы – и огненные, и замораживающе-ледяные – озарившие Музейную Тюрьму разноцветными магниевыми вспышками. Но, как и предыдущие погодные чудеса, колдовские шары не нанесли магам никакого вреда: то ли силы у обоих чародеев были равные, то ли они ещё не разгулялись как следует. Похоже, верным оказалось последнее – потому что вскоре в ход пошла совсем иная магия, не столь зрелищная, но гораздо более действенная. Отчего весь предыдущий колдовской бой показалась Глебу всего лишь разминкой перед основной частью поединка.

Дальнейшее происходило в полной тишине и молчании. Больше не было ни артиллерийского грохота молний, ни стонущего завывания ветра, ни змеиного шипения летящего града, ни гулких хлопков взрывающихся фаерболлов, ничего. Только слышимое даже в укрытии громкое дыхание сражающихся магов да их редкие невнятные вскрики – то ли от боли, то ли от боевой ярости, кто знает.

Сейчас колдуны вовсе не напоминали воинов-профессионалов, вышедших на финальный поединок и для начала поочерёдно обменивающихся ударами мечей по прочным щитам, нет. Нынче Спящий Дед и начальник Тюрьмы были похожи на разгорячённых дуэлянтов-фехтовальщиков и не помышляющих о каких-либо щитах! Потому что лучшая защита – это нападение.

Что в этот раз использовали маги, Глеб толком разглядеть не смог. Да и немудрено: оба колдуна управляли чем-то нематериальным, почти невидимым, оставляющим за собой в воздухе хорошо различимый след – фосфорно-зелёный у Снюссера и насыщенно-голубой у Иннокентия. А ещё это нематериальное, судя по тем оставленным следам, могло практически мгновенно менять свои размеры и форму.

Удары наносились и колющие, и режущие, и словно хлыстом – с оттяжкой – а иногда и двумя руками, с размаху, будто дубинкой; Глеб слыхом не слыхивал о подобном оружии! Выглядела драка весьма эффектно, особенно с учётом того, что дед Панкрат и впрямь оказался не по годам резвым: пусть и с развевающейся бородой, и с хлопающей подолом распашонкой – он всё равно напоминал вечно молодого Джеки Чана. Неожиданные прыжки, подсечки и непредсказуемые выпады противника явно раздражали музейного колдуна: в пылу драки он потерял свою щёгольскую шляпу-котелок и почти все пуговицы на сюртуке. А вскоре – и чародейный перстень.

Один из хлыстовых ударов зацепил Иннокентия по руке; сорванный невидимой плетью золотой перстень, на лету ало блеснув рубином, улетел к мирам-коконам, почти к ногам Глеба. Упустить столь ценный трофей рачительный Федул, разумеется, не мог: невзирая на происходящее неподалёку от них, гном пружинным чёртиком выскочил из-за «веретена», подхватил находку и, показав начальнику Тюрьмы язык, удрал на прежнее место. Впрочем, Иннокентий в пылу битвы пропажи не заметил – он всё также продолжал сражаться не на жизнь, а на смерть. Но только теперь в ином, не скрываемом магией обличии.

Музейный колдун, он же начальник Тюрьмы, он же чародей Иннокентий не был человеком: перед дедом Панкратом металось рогатое, покрытое чёрной шерстью существо с огненно светящимися глазами, длинным хвостом, но без ожидаемых в таком случае копыт – с когтистыми лапами, оставляющими на полу заметные царапины. Наколдованная перстнем одежда исчезла вместе с личиной, на монстре остался только кожаный пояс с заткнутым за него кинжалом. И с полудюжиной привешенных к тому поясу брелоков – то ли защитных оберегов, то ли боевых амулетов.

– Ты кто?! – уходя от очередного удара, громко воскликнул Снюссер. – А где мой племянник, где Кешка? – Чудище, заподозрив неладное, мельком глянуло на себя, обнаружило, что оно более не скрыто фальшивым обликом и зло прорычало в ответ:

– Что, дядюшка, не признал? Можешь не сомневаться – это я, твой родственник! Издержки работы, знаешь ли… утечка молитв, заклинаний и сильной магии чужих миров. Слышал здешние голоса? Нет? Ну, побыл бы тут подольше, точно услыхал бы. – Музейный колдун, подавшись вперёд, нанёс удар своим невидимым оружием, но Снюссер успел его заблокировать и отскочить в сторону. – Я – бог этих запечатанных реальностей! – гневно взревел начальник Тюрьмы, – и только мне решать их судьбу!

– Чёрта с два, – огрызнулся дед Панкрат. – Ты, племяш, глубоко заблуждаешься. Ладно, раз такое дело, то пора заканчивать наше развлечение, хватит. – И нанёс ответный, сокрушительный удар: что именно применил маг Снюссер, Глеб не понял. Единственное, что увидел парень – это как перед дедом Панкратом сверкнула беззвучная вспышка, озарив Музейную Тюрьму беспощадным сварочным заревом. И как из того зарева вылетел, словно выпущенный из цирковой пушки, рогатый Иннокентий – вылетел прямиком в гущу коконов. Где и повис, уцепившись когтями за тёмно-синее «веретено».

– Седьмой номер из семи избранных! – торжествующе проревел начальник Тюрьмы. – Ты, Панкрат, определил мой окончательный выбор. – С этими словами музейный колдун выдернул из-за пояса кинжал и всадил его в стенку кокона. Быстро переставляя лапы, Иннокентий заскользил вниз, распарывая высоченное «веретено» с середины донизу, выпуская на свободу запрещённую к бытию реальность.

В бескрайнем зале ощутимо потемнело и похолодало; Глеб задрал голову, посмотрел на небесный купол – тот по-прежнему сиял матовым рассеянным светом – и перевёл взгляд ниже, на разрез. Из кокона тягучей струёй било нечто тёмно-серое, вязкое, похожее на жидкий дым – и поднималось ввысь, растекаясь тонкой пеленой над головами присутствующих. В Музейной Тюрьме стремительно наступали зимние сумерки.