Простые радости - Клэр Чемберс

Но Марта не понимает, какая это боль, потому что она не мать.

– Но вы же должны были понимать, что Маргарет будет от этого несчастна. Я пыталась вам объяснить. – Она сдержалась и не сказала: “Слишком поздно. Он больше вас не хочет”.

– Я думала, любовь все преодолеет.

– Значит, вы дурочка.

Как и ты, напомнил ей этот суровый голос, Долг, с его узкими серыми юбками и добротными ботинками. Не она ли последние несколько недель надеялась и мечтала примерно о том же самом?

– Я не могу здесь оставаться. Я просто хочу домой.

Джин почувствовала в груди такую тяжесть, будто на нее сверху бросили что-то тяжелое. Кровь стучала в ушах.

– Легко сказать, что вы хотите вернуть то, что было. Но это как превратить торт обратно в тесто. Не все, что сделано, можно исправить.

– А можно сказать, что это как зашить порванную рубашку – может, она будет не совсем такая, как прежде, но все равно рубашка.

– Если испытывать чувства к мужчине против вашей природы, как это вообще может получиться, и для вас, и для него?

Джин приходилось аккуратно подбирать слова, чтобы не проговориться, что ей известно от Говарда о годах несчастливого воздержания.

– Я хочу быть ему хорошей женой. Ради Маргарет. Я буду делать все, что нужно. Разве вы мне не это говорили, когда в первый раз пришли сюда, чтобы убедить меня вернуться домой? Что Маргарет – это самое главное? Вы так и сказали.

– Да…

– Мы были в браке счастливее очень многих людей. И мы снова сможем. Я буду хорошей женой, как в самом начале. Если бы вы просто сказали ему, что я очень несчастна и прошу у него прощения. Я знаю, что он простил бы, если бы увидел, как мне жаль.

– Возможно. Но ему лучше услышать это от вас самой. Я не могу быть вашим посредником.

Неужели ей придется участвовать в заговоре против собственного сердца, такое могло придумать только какое-то извращенное божество.

– Я, конечно, скажу ему все это в глаза, если он позволит. Но я не могу просто появиться, он захлопнет дверь у меня перед носом. Если бы вы ему сказали, как отчаянно я жалею, что ушла от него, и как я без него несчастна, я уверена, что он согласился бы со мной встретиться. Он такой хороший человек.

Да, хороший, подумала Джин. Она могла вообразить сцену примирения почти без усилий. Другой вариант – Говард холодно отвергает искреннее слезное раскаяние жены – представить себе гораздо труднее. И на чаше весов, конечно, Маргарет, чье полное счастье будет отрадно наблюдать.

– Хорошо. – Даже ей самой собственный голос показался сдавленным. – Конечно, я ему скажу. Не могу обещать, что сегодня или завтра. На работе очень напряженно. И моя мать только что вернулась из больницы.

– Ох, мне очень жаль. Бедная ваша мать. – Достигнув своей цели, Гретхен была вполне готова отплатить ей сочувствием. – Я понимаю. Я знаю, что Говарда не всегда легко застать в магазине.

– Такой разговор я не могу вести с рабочего телефона. Мне придется выбрать удачный момент.

– Конечно. Я так вам благодарна. А когда у вас будут новости, звоните, пожалуйста, только в среду или пятницу.

– Когда Марта на работе?

– Да, пожалуйста.

За все это время Джин ни разу не вспомнила о Марте, еще одной жертве этого проклятого дела; ее чувства тоже будут попраны.

– Вы останетесь пообедать? – спросила Гретхен, когда часы в коридоре глухо пробили час. – У меня только ячменный суп.

Джин было ясно, что это простая вежливость; подозрение подтвердилось, когда Гретхен испытала явное облегчение от ее отказа. Возможно, количество супа строго нормировано, и любое уменьшение порции будет замечено. Отказаться не стоило труда – ячмень это слишком даже для Суинни.

– Мне пора возвращаться на работу. Надо начать обдумывать, как написать вашу историю.

Джин откинула пуховое покрывало, встала и почувствовала, как холодный воздух лижет ей ноги.

– Забавно, – сказала Гретхен. – Сейчас это кажется почти неважным. Я гонялась за доказательствами, а ведь единственные люди, чье мнение для меня по-настоящему важно – мама и Говард, – мне и так верили. – Она горестно рассмеялась.

– Забыла сказать – я на днях получила письмо от Бренды, – вспомнила Джин у дверей. – Из Южной Африки. Она шлет вам наилучшие пожелания.

Китти она побоялась упоминать, чтобы не сболтнуть лишнее.

Лицо Гретхен повеселело.

– Милая Бренда. Мы были к ней так жестоки. Совершенно без причины. – Она заметила свое отражение в потускневшем коридорном зеркале, вгляделась сквозь проплешины в амальгаме и моргнула. – Как я ужасно выгляжу. Несколько дней не было горячей воды, чтобы помыть голову. Придется прихорашиваться перед встречей с Говардом, а то он не поймет, что вообще во мне нашел.

35

Удивительный случай поставил ученых в тупик: женщина из Кента заявляет, что в 1947 году родила ребенка, будучи девственницей. Гретхен Тилбери двадцати девяти лет, родом из Швейцарии и проживающая в Сидкапе, находилась на стационарном лечении в лечебнице Святой Цецилии в Бродстерсе четыре месяца с июня по сентябрь 1946 года, и в этот период была зачата ее дочь Маргарет.

Все это время она была прикована к постели из-за острого ревматоидного артрита и находилась в палате с тремя другими девушками. За пациентами ухаживали монахини и медицинские сестры. Мы опросили некоторых из них, и все они подтверждают рассказ миссис Тилбери. В ноябре 1946-го восемнадцатилетняя Гретхен Эдель, как ее тогда звали, обратилась к врачу с жалобами на тошноту, утомляемость и ноющую грудь, считая, что заразилась каким-то вирусом. Она была потрясена, когда доктор сообщил ей, что она ждет ребенка.

– Я даже ни разу не поцеловала мужчину, – поведала она мне за чашкой чая с тортом в ее безупречной гостиной в пригороде. – Я думала, что вскоре они поймут, что ошиблись.

Но когда через несколько недель беременность стала заметной, пришлось признать, что никакой ошибки нет.

При поддержке матери, которая не усомнилась в словах своей дочери, Гретхен решилась оставить ребенка, а не отдавать на удочерение. 30 апреля родилась Маргарет – темноволосая, голубоглазая копия своей матери…

У Джин на столе зазвонил телефон, и она перестала печатать. По еле слышному вдоху она поняла, что это Говард, еще раньше, чем он заговорил.

– Привет, – прохрипела она, горло саднило от сигарет.

Пепельница перед ней была переполнена свидетельствами ее нервозности. Она откладывала этот разговор, но вводить его в заблуждение не будет.

– Ты можешь ненадолго сбежать? – спросил он. – У меня есть новости.

Он говорил таким спокойным голосом, что было непонятно, волноваться или нет.

– И у меня тоже, – сказала она как можно бодрее.

– Да? Хорошие или плохие?

– Ну,