Перевод показаний - Джеймс Келман

Это он мне говорил. Я ему не ответил. Что есть конфликт. Я не стал ему отвечать, аргументировать, не ответил. Знал ли он, что у меня оружие, у него-то должно было. И опять сказал мне. Что есть безопасность. Я посмотрел на нее, и она сказала пришедшему. Мы живы, мы трое.

Я сказал, Да, мы живы.

Ты слишком громко.

Я слишком громко.

Тут дети.

Что

Ты слишком рассержен, сказала она.

Эти его высказывания, и я слишком рассержен, эта риторика, вся эта чушь, для чьих ушей, для чьих ушей, для наших, для моих не для моих, для твоих, возможно, но не для моих, это ложность. Да, он меня рассердил. Да.

Тут я увидел, он глядит на меня, прямо, без страха, я так не думал, ни физического, ни как интеллектуал, всякие мысли, аргументы, предположения и убеждения, какие у нас имелись, все это было безразлично, было безразлично ему, да и сам я, как мужчина, я был безразличен, только что я глуп.

Ничто для него, ну и ладно. Что он мог дать мне, ничего. Но он был здесь и думал, что все для него. Кем он был, чем для этой женщины, которая была мне товарищем, что он такое, а теперь он глядит на меня и говорит тихо, спокойно. Обращался, как раньше, к моему товарищу, а глядел также на меня, так чтобы не исключить, не исключая меня.

Мы не можем проводить изменения, сказал он, это также и наше преимущество. Нашим людям не следует расходовать энергию, без необходимости, как в обсуждении этих вопросов. Если решения принимаются где-то и наша энергия имеет большое значение, как это и есть, ваша энергия наша энергия моя энергия, для всех нас, мы признаем это, как взрослые существа, зрелые существа, мы не можем оспаривать, поскольку в отсутствие оснований это становится нелепой стратегией, рефлексией дураков, годящейся для недорослей.

Послушай его, прошептала товарищ.

Да я его слушаю, но это его поведение, я узнаю его, и что без уважения, да, без уважения, определенно покровительственное. Недоросли. Что это значит, может он чего знает или совсем ничего, что это?

Пришедший взглянул на моего товарища, улыбка была на его лице. Она сказала, Это коллега, также и друг, мы с ним бывали в сложных ситуациях, решали вопросы огромной важности, высшие и другие, мы все присутствовали, заграничные люди, начальства.

Так я должен повиноваться этому человеку, послушание перед ним? Нет. Что это за обязанность? Он старше меня, о, я должен быть покорным!

Сарказм, сказала она.

Сарказм, да.

Глупо, сказала она, и отвернулась от меня, и от пришедшего тоже, глядя на других там людей. Она всегда могла объяснить, в чем дело, каким она его считает, никогда не становясь такой, как этот, не тратя попусту слов, этот, в чьем поведении отсутствует всякая уважительность.

И все-таки, то, что уже случалось, случилось и теперь, и ее раздражение возбудилось против меня. Я не мог в это поверить, не против этого другого, только против меня. Как я мог в это поверить. И все же, такова была правда. Она не скрывала своего восприятия ситуации, не от меня, я это видел, я знал. А все этот пришедший, его влияние, сказавшееся на ее поведении. Конечно, меня это привело в замешательство, конечно. Теперь мой гнев направляли другие факторы, эмоции. Я думал, не выпить ли чаю, но он стошнил бы меня, мой желудок.

Теперь этот один заговорил через нее, так что она замолчала, глядя в пол. Он говорил ко мне, глядя на меня. Я не знал. Я ничего не сказал. Я с ним не разговаривал. Энергия впустую. Что он такое говорил, почему мы должны были допускать это, разговаривать в такой манере. Я сказал, Зачем ты здесь? Что происходит?

Пришедший начал было говорить, но был остановлен моим товарищем, которая прошептала мне. Ты должен послушать его, это важно.

Что важно, что он говорит, конечно это важно, раз ты так сказала, я готов это признать.

Ты ожесточен, сказал пришедший.

Я ожесточен.

Эти вопросы критичны для нас.

Для нас критичны вопросы, о которых нельзя говорить открыто, вопросы, что мы просим, чтобы никто нас не информировал о том, что существует в нашей среде, мы не просим, чтобы нам навязывали такую информацию, не от коллег. Ни лекций, мы не просим лекций, сказал я, не от таких, как ты.

Он взглянул на моего товарища и сказал ей, Это презрение в нем. Я его не заслуживаю.

Тогда как ты на него отреагируешь? сказал я. Если ты вообще отреагируешь, то как?

Я на него отреагирую, я своего достигну.

Каким образом?

Мы своего достигнем. Отреагируем на это. Таким образом и достигнем, реагируя.

Я подумал, с какой легкостью мог бы ему врезать. Мой товарищ не улыбалась, и возбуждение в ней, я это видел. Теперь она посмотрела на меня. Я привел ее в замешательство. Пришедший прошептал ей. Ты возвращаешься?

Да, если это возможно, рано или поздно.

У твоего товарища собственные планы, возможно, стратегии. Он опять улыбнулся ей, а не мне, вытаскивая из плаща пачку сигарет, спички, передавая их мне. Я их не принял. Он посмотрел на нее. Тогда я принял, и он взял спичку, чиркнул для меня. Я к нему не наклонился, и он потянулся рукой с горящей спичкой, чтобы я мог получить огонь, не слишком много для этого двигаясь. Я не глядел в его глаза, такой резкий свет. Я покурил сигарету, больше шести затяжек, и не смотрел на них, пока не вернул ему. Он покурил три затяжки и отдал ей.

Да, ты раздражителен, сказала она мне. Это говорилось не чтобы тебя позлить. Эта философия, которую он для тебя очертил, позволяет ему продвинуться дальше в его аргументах.

У нас куча времени, сказал я.

Время у нас есть, сказала она.

Да. Я зашептал пришедшему, Что ты теперь мне расскажешь, о заграничных правоведах, да, очень нравственные люди, расскажи нам о них, членах человеческого рода, расскажи мне о безопасностях, как они тоже люди, мы должны уважать человечность, а то ведь они и ответить могут, сначала ответы на вопросы, а потом убийства, и ничего не меняется, только говорят уже не те, а другие.

Пришедший передал мне сигарету.

Это не сарказм, сказал я, только ты мне расскажи. Он сделал жест, как бы не желая вражды. Теперь мы молчали. Я курил сигарету. Осталось совсем немного, я ее пригасил. Я теперь думал про все, что мог бы сказать, и сказал ей, Ты не желаешь, чтобы я здесь находился.

Я видел, как она измотана, колени подтянуты, руки сложены на них, подбородок покоится. Я мог видеть ее глаза. Мы бывали в опасных обстоятельствах, ситуациях. Кто же в них не бывал. Я тоже был измотан, тело ноет, еда.

Она сказала, Что это значит. Ты говоришь ерунду, я не хочу слушать ерунду.

Что-то не так?

Да ничего. Я от тебя устала. Ты раздражаешься, твоя ожесточенность, мы не можем разговаривать, ты не позволяешь, я вижу твое лицо, он говорит дельные вещи, а тебе обязательно отвергать, тебе обязательно отвергать, ты не можешь слушать.