Воспитанник орков 1 - Евгений Васильевич Шалашов

Единственные, на кого не распространялись представления орков о чести и достоинств, были ... эльфы.

У орков долгая память. Помнили и хорошее, и плохое. Битвы с людьми, с гномами — это так, обычное дело. Во время войны считалось нормально, если разведка, забираясь в глубокий тыл, режет всех подряд, включая стариков и женщин. А как иначе? Неосторожный взгляд, не вовремя брошенный на лазутчика, приведет к гибели всего войска. В порядке вещей заманить противника в ловушку, обмануть его. Ну и, все такое прочее. Но обещание, данное человеку, свято блюлись хоть во время мира, хоть в дни войны. А вот с эльфами дела обстояли иначе...

Давным—давно (Данут не сумел найти точной даты — тысяча лет назад, две тысячи?) в одно из селений орков прибыл корабль под белыми парусами. С него сошли прекраснолицые воины, в доспехах изумительной красоты, предложив оркам кедровую ветвь мира. Гости были улыбчивы и красноречивы. Орки — наивные дети природы, допрешь, не воевавшие ни с людьми, ни с эльфами, не знавшие оружия для убийства, были удивлены и польщены. Прекрасные существа казались им небожителями!

«Может, вернулись наши старые боги? Они вспомнили о своих детях!», — решили счастливые орки и устроили для гостей настоящий пир. Для эльфов принесли самые свежие фрукты, самые спелые орехи, самый вкусный сыр, выменянный на шкуры у людей.

Когда ликующие орки — мужчины, женщины и дети, собрались вместе, прекраснолицые существа вытащили из ножен стальные клинки и принялись убивать безоружных, не пощадив никого. Дубинки и копья с каменным наконечником, стрелы с костяными остриями, не могли пробить железные доспехи, а мечи эльфов не знали усталости. Но самое страшное, что перерезая оркам глотки, они продолжали улыбаться и беседовать о своих делах...

От селения не уцелел никто. Оставшихся в живых орков эльфы взяли с собой, чтобы использовать как вьючный скот. Потом их тоже убили.

Может быть, о том, что это совершили именно эльфы, орки так бы никогда и не узнали, если бы не сами убийцы. Они не только не скрывали своего преступления, но и хвастались им, считая, что совершили важное дело — перебили неразумных животных, которые, когда—нибудь, через тысячу или пять тысяч лет, могут стать опасными. А если и не станут, то что ж... Двуногие животные гораздо хуже четвероногих, потому что пытаются походить на истинных, перворожденных существ и, уже потому, заслуживают смерти.

Но это еще не все. Может, избиение и затерялось бы в памяти, даже при похвальбе эльфов. Но несколько лет спустя все те же прекраснолицые пригласили в гости вождей орков, а те, полагая, что эльфы желают принести извинения, объясниться, поверили. (В голове не укладывалось, что можно убивать всех подряд.) Думаю, не стоит рассказывать, что с ними стало?

Два жутких события, связанные вместе веревкой памяти, не уступающей по крепости стальным тросам, стали основой непреходящей ненависти к эльфам, чье имя не принято было даже и называть, чтобы не осквернять свой язык. Ни тот, который во рту и ни тот, что служит средством общения.

Резня, устроенная эльфами, поставила их вне закона. Но... (Всегда есть какое—то «но», меняющее существующую реальность.) Как однажды грустно сказал Шумбатар, именно она и сделала орков теми, кем они стали — самыми грозными воинами и, самыми свирепыми противниками. Но для этого пришлось сделать очень многое. Были охотниками и рыбаками — стали пахарями, потому что пахарь может прокормить больше ртов — будущих воинов, может сделать запас зерна, чтобы было, что кушать в походах. Есть зерно — нужно его молоть, а это мельницы. Приручить силу воды, силу ветра не так уж просто. Впрочем, что в этом мире просто?

Орки начали разводить скот. Прирученные гиены и пантеры, с которыми дети лесов дружили, словно с младшими братьями — это полезно, но чтобы удобрять почву, лучше всего подойдет корова, а на дальние расстояния лошадь гораздо надежнее, нежели волк. Да и прокормить проще.

Если есть много пищи — будут кузнецы—оружейники, не отвлекающиеся ни на что иное, кроме ковки клинков, будут ученые, постигающие тайны жизни, а особенно — смерти и того, что способно ее приносить. Письменность. Не для того, чтобы влюбленная девочка нацарапала записку своему мальчику о большой и светлой любви, а для того, чтобы записывать приказы, фиксировать запасы. А еще — многое и многое другое, что способен сотворить орк, если он перестанет заботиться об одном только пропитании.

Одного лишь не сумели сделать орки — не смогли превратить себя в безжалостных монстров, не ведающих жалости, ни в подлецов, нарушающих данное кому—то слово.

Если кто—то решит, что орки испытывают хотя бы подобие благодарности к эльфам, поспособствовавшим их приобщению к цивилизации, будет глубоко неправ. Это как раз добавило лишний камушек в копилку обид, потому, что несмотря на минувшие столетия, орки до сих пор считали, что настоящая жизнь у них была те времена, когда они просто жили. Ловили рыбу, охотились, собирали орехи и ягоды. И, никого не убивали.

Как уже говорилось, торжественного приема никто не ждал, но опасности, кажется, не предвиделось. Но все—таки, когда галеру под белым флагом окружило несколько кораблей, всем стало не по себе, хотя никто не подавал и виду.

Корабли Тангейна были обычными, самыми, что ни на есть, торговыми, но кто сказал, что на них нельзя разместить вооруженных людей, или какую—нибудь штуку, вроде тех огнестрелов, которые использовались гномами? Впрочем, пока они никаких враждебных действий не принимали, ожидая, что станет делать галера. Что ж, уже хорошо. Если бы люди считали, что орки пришли с враждебными намерениями, то тотчас бы атаковали.

Галера вошла в залив, гребцы «осушили» весла и судно легло в дрейф. Шумбатар пока не отдавал команды ни бросить якорь, ни швартоваться. Ждал. Ждали и люди, напряженно сжимающие в руках арбалеты, нацеленные на гребцов. Стоять и сохранять спокойствие, под прицелом, было трудно. Но орки понимали, что люди воспользуются первым же удобным случаем, чтобы нажать на спусковые крючки. Кто знает, не щурит ли глаз в прицеле именно тот, кто потерял в Аркалльской битве лучшего друга или отца?

Юноша мысленно похвалил своих земляков (бывших?) и взял назад собственные слова, касающиеся их слабости. С арбалетами они хорошо придумали.

Данут стоял, не убирая руку с кормила, понимая, что на него и на Шумбатара нацелено больше арбалетных жал, нежели на других. Впрочем, какая разница? Чтобы убить живое существо, потребуется не пять, и не десять стрел, а всего одна. Понимал он и