Америка off… - Андрей Ерпылев

До цели оставалось несколько десятков миль — совсем ничего, особенно по сравнению с тысячами успешно преодоленных, поэтому миновать небольшой придорожный мотель оказалось выше человеческих сил.

— Вы как хотите, — решительно заявила Мэгги при виде огромного плаката с веселым Микки-Маусом, утверждающим, что более дешевых номеров проезжему не найти даже в Москве (видимо, художник пользовался оч-ч-чень устаревшими данными — номер в любом клоповнике Москвы вплотную приблизился по стоимости к вполне приличному нью-йоркскому), — а я намерена сегодня переночевать под крышей и на чистых простынях, причем после того, как приму настоящую ванну.

Салли горячо поддержала, хотя вряд ли помнила, что такое «настоящая ванна», Сергей же не стал особенно возражать — цель никуда не убежит, а пренебрегать элементарными удобствами, не зная, какие приключения далее свалятся на… (на голову, на голову, не переживайте), глупо. Тем более…

Правда, Мэгги пришлось несколько разочароваться: вместо ванны пришлось довольствоваться примитивным душем, но и это было большим достижением прогресса по сравнению с теми условиями, в которых боевой экипаж «Банни Брэдли» вынужден был находиться ранее.

Компания сняла два номера, щедро заплатив еще исправно циркулирующими здесь «зелеными», и предалась нирване.

Сергею не совсем по-джентльменски пришлось принимать душ первым, но зато очень точно вымеренное и весьма ограниченное время, и вылететь оттуда с треском, едва успев смыть грязь. Зато уж подруга плескалась под колючими струями столько, сколько пожелала ее душа, истосковавшаяся по комфорту, а после еще столько же провела перед зеркалом, мурлыча себе что-то бравурное под нос. Извеков даже успел сладко вздремнуть на действительно стерильных, хрустящих простынях и разбужен был довольно бесцеремонно…

* * *

Луны за окном не оказалось, поэтому ее успешно заменял фонарь, вокруг которого в душной июльской ночи носились сумасшедшие мотыльки, время от времени таранившие стекло безмозглыми головенками с непреклонностью фанатиков. Сергей стоял у приоткрытой рамы, осторожно дымя наружу, чтобы не нарушить сон дорогой его сердцу женщины, разметавшейся на смятых простынях и восхитительной в своей зрелой красоте.

Да-да. Только в огромном зеркале на стене душевой, одноразовым станком снимая с подбородка многодневную щетину, он разглядел глубокие морщины, прорезавшие лоб, резкие складки от крыльев носа, горько опущенные уголки рта мужчины, перевалившего за сорок… Извеков узнавал и не узнавал себя в этом лживом стекле, слегка затуманенном паром, поднимающимся от горячей воды. Казалось, что это отец, которого он не видел никогда и даже не представлял, смотрит на своего сына из непостижимой глубины…

Джедай был прав — дорога не прошла для путешественников даром.

Не приобретя ни мудрости, ни жизненного опыта, они потеряли добрые два десятка лет жизни за какие-то несколько недель безумной гонки. Самые лучшие годы, годы побед и свершений, любви и ненависти, находок и потерь. Какая награда сможет вернуть эту невосполнимую потерю или хотя бы скрасить остаток растраченной жизни? Слишком высокая цена даже за спасение мира…

А если впереди ждет этот черный человек, безжалостный оборотень с душой древнего бессмертного существа? Не слишком ли досадно будет погибнуть на последних шагах, заплатив столь высокую цену? Или потерять кого-то из дорогих и близких спутников? Нет, этому сценарию нельзя дать ни одного шанса.

Сергей щелчком выбросил наружу окурок, описавший в темноте светящуюся дугу и малиновым светлячком нырнувший в густую траву. Один мотылек кинулся было вслед за новым товарищем, более привлекательным и ярким, чем прежние, но, потеряв из виду, снова разочарованно присоединился к суматошной карусели у лампы…

Стараясь не шуметь, Извеков оделся, рассовал по карманам оружие, осторожно извлек из кармана куртки Мэгги её удельсаант, слабо фосфоресцирующий в темноте зеленоватым светом, и сунул его за пазуху.

Поцеловав напоследок милое лицо, чему-то улыбающееся во сне, Сергей осторожно прикрыл девушку простыней и шагнул к порогу. В дверях он еще раз оглянулся. В полумраке ее лицо казалось по-прежнему юным…

«Собрался уходить, — вспомнил он где-то слышанную или прочитанную примету, — не оглядывайся…»

Комната Салли оказалась незапертой.

Индианка выбрала детский номер, украшенный смешными картинками на стенах и мягкими игрушками, расставленными и разложенными на полках и подоконнике. Ребенок есть ребенок. Вот и теперь она крепко спала, разметав по подушке смоляные в полумраке волосы и крепко обняв огромного плюшевого медведя.

Ее «мухомор» едва заметно теплился нежно-розовым светом…

* * *

Сунув заспанному портье за стойкой полсотни баксов, Сергей строго-настрого запретил будить его спутниц, пообещав, что вернется к обеду, только смотается в Верошуа и обратно. Заплачено за ночлег было вперед и сполна, поэтому пухлолицый молодой негр только пожал плечами — мало ли какие дела могут быть у такого обеспеченного человека — и, пожелав доброго пути, снова развалился в мягком кресле, сложив на объемистом животе толстые руки.

Окна номеров выходили на другую строну от стоянки, где ночевал «форд», поэтому Извеков не боялся, что негромкий шум работающего двигателя разбудит кого-нибудь из оставленных им женщин.

Вперед — мир ждет твоей помощи, морпех!

Истребитель, давно уже ставший продолжением собственного тела и уже не вызывавший такого отторжения, как в первые дни, слушался штурвала так же чутко, как и старый Гришин «мигарь», оставленный за тысячи километров отсюда на заносимом сейчас первым снежком аэродроме.

Хотя «суперхорнет» несколько уступал знакомой машине по маневренности и по боевым качествам вообще, его оснащение не могло не радовать опытного пилота. Поначалу казалось, что нипочем не запомнить все эти датчики, табло, дисплеи и мониторы, окружающие человека, запертого в довольно просторной капсуле кабины почище иного космонавта. Но, разобравшись, Савенко уже с трудом понимал, как до того обходился без таких необходимых и усердных помощников, превращающих жизнь летчика в настоящий праздник.

Качнув крылом, Григорий взглянул вниз, на бело-голубую кайму вдоль красноватого песчаного берега.

Ага! Вон там — едва различимые с высоты домики базы, серебристые полуцилиндры ангаров, сероватые нитки взлетно-посадочных полос. А там, значит, знакомый уже до мельчайших подробностей риф, где в заветном гроте прячется по-прежнему неуловимый толстяк…

С прибытием на базу самолетов, когда один из первых был закреплен за майором Савенко, количество свободного времени резко сократилось, и служба больше не напоминала курортный отдых. За расконсервацией «птичек», в которой самое живейшее участие кроме техников принимали и сами пилоты (а что вы хотели от летчиков, большинство из которых видело подобные только в учебных фильмах о вооружении вероятного противника и на страницах справочников), времени на рыбалку и прочие забавы почти не оставалось. Порой, наломавшись за день (дрессировки на тренажерах никто не отменял), Григорий мог лишь, засыпая на ходу, принять душ и упасть в постель, моментально отрубаясь.