Star Wars: Эпизод III. Месть ситхов - Мэтью Стовер

СНДК исчерчивали небо над воронкой и спускались вниз по спирали, не прекращая огня, выше — над ними, висели штурмовые корабли с распахнутыми люками, из которых в разные стороны разметались полипластовые кабели, и по ним так быстро, что казалось — они просто падают, спускались бесконечные потоки солдат, уже стреляющих по боевым дроидам, вышедшим им навстречу.

Лес десантных фалов накрыл внешний балкон центра управления, вниз соскользнули солдаты в белой броне, стопорное устройство в одной руке, тяжелый карабин, выставленный на полностью автоматическую стрельбу, — в другой. Огонь велся непрерывно. Дроиды выкатывались, и падали, и взлетали на воздух, разнесенные на части, уцелевшие открывали огонь по клонам, как будто радуясь тому, что могут подстрелить хоть кого-то, прожигая дыры в броне, в плоти, снося некоторых солдат с кабелей, отправляя их на кровавое приземление десятью уровнями ниже.

Стоило первой волне десанта ступить на землю, их уже теснила сзади вторая. Гривус обернулся к Кеноби, наклонив голову, как разъяренная банта. Желтый яростный взгляд ожег джедая.

— Значит, до смерти? Оби-Ван вздохнул.

— Если вы так настаиваете…

Биодроид отшвырнул плащ, открыв четыре лучевых клинка, и отступил назад, растопырив металлические руки.

— Ты будешь не первым джедаем, кого я убил. И не последним.

Кеноби не ответил, лишь поднял меч.

Руки генерала расслоились по всей длине, и каждая из них схватила по мечу. Клинки ожили, и Гривус крутанул их так быстро, что казалось — он стоит в пульсирующей сфере зелено-синей энергии

— Ну же, Кеноби! Приди и возьми меня! Меня тренировал сам Дарт Тиранус!

— Вы хотите сказать, граф Дуку? — уточнил с обманчиво приятной улыбкой джедай. — Какое интересное совпадение… А я тренировал того, кто его убил.

Зарычав, Гривус рванулся вперед. Сфера голубой энергии вокруг него подалась к джедаю, как голодная пасть, готовая перекусить добычу пополам. Оби-Ван не дрогнул. Синие зубчатые молнии сомкнулись вокруг него.

* * *

Вот, что значит чувствовать себя Анакином Скайуокером в данную секунду.

Ты не помнишь, как бросил лазерный меч.

Ты не помнишь, как вышел из личных апартаментов Палпатина, не помнишь, как рухнул в кресло, где и сидишь сейчас, не помнишь, как пил воду из полупустого стакана, который зажат в твоей механической руке.

Помнишь только, что единственный человек, которому ты до сих пор веришь, лгал тебе с первого дня вашей встречи.

И ты даже не сердишься.

Просто ошеломлен.

— В конце концов, Анакин, тебе ли злиться, что кто-то хранит секрет. Ты не имеешь такого права. Да и что мне было делать?

Палпатин сидит в знакомом высоком кресле за знакомым столом, диски-лампы горят на полную мощность, в помещении до жути яркий свет.

Обыкновенно.

Как будто еще одна ваша дружеская беседа, вечерний разговор, который радовал вас обоих столь много лет.

Как будто ничего не случилось.

Как будто ничего не изменилось.

— Коррупция превратила Республику в раковую опухоль, которая разъедает тело Галактики, и никто не может выжечь заразу. Ни отдельные личности, ни Сенат, ни даже сам Орден. Я был единственным человеком, достаточно сильным и талантливым для этой задачи, я был единственным, кто осмелился на попытку. Без моего небольшого обмана, как мне излечить Республику? Откройся я тебе или кому-то другому, джедаи выследили бы меня и убили без суда и следствия… как ты сам хотел всего минуту назад.

Тебе нечего возразить. У тебя нет слов.

Он поднимается, обходит вокруг стола, придвигает к тебе одно из маленьких кресел.

— Если бы ты только знал, как изнывал я от желания все тебе рассказать, Анакин. Все эти годы… с нашей первой встречи, мой мальчик. Я наблюдал за тобой, терпел, когда ты возмужаешь, наберешься сил и мудрости, ожидал времени, сегодняшнего дня, когда ты наконец-то поймешь свое истинное предназначение, свое место в истории.

С твоих онемевших губ срывается немое слово:

— Избранный…

— Именно, мой мальчик. Именно. Ты — Избранный, — он наклоняется к тебе, глаза его чисты, честны, взгляд не бегает. — Ты избран мной.

Ой делает жест к забрызганной огнями городской панораме позади его стола.

— Взгляни, Анакин. Триллион существ лишь на этой планете — а в Галактике не сосчитанные квинтильоны, — из них всех я выбрал тебя, Анакин Скайуокер, в свои наследники. Чтобы передать тебе свое могущество. Все, что я есть.

— Но это же… это не пророчество. Это не пророчество об Избранном.

— А тебя это волнует? Разве не ты искал способ опровергнуть пророчество? — Палпатин наклоняется ближе, у него теплая и добрая улыбка. — Анакин, как ты думаешь, ситхи не знали о пророчестве? Думаешь, они возьмут и крепко уснут, пока оно не минует?

— То есть…

— Вот что ты должен понять. Это джедайское слепое подчинение неизбежному… ситхи так не поступают, Анакин. Я так не поступаю. И ты тоже. Никогда так не было. И не будет.

Ты тонешь.

— Я не… — слышишь ты собственный голос,-…на вашей стороне. Я не злой.

— А кто хоть слово произнес о зле? Я принес мир в Галактику. Это зло? Я предлагаю тебе силу спасти Падме. Это зло? Я напал на тебя? Отравил тебя? Тебя пытали? Мой мальчик, я прошу тебя. Я прошу тебя поступить правильно. Отвернуться от предательства. От всех, кто повредит Республике. Я прошу тебя поступать так, как ты клялся поступать: принести в Галактику мир и справедливость. И спасти Падме, разумеется… разве ты не клялся ее защищать?

— Я… но… я…

Слова не складываются в нужный тебе ответ. Если бы Оби-Ван был здесь… Оби-Ван знал бы, что сказать. Что сделать.

Оби-Ван справился бы.

А ты не можешь и знаешь это.

— Я… я отдам вас Совету Ордена… они поймут, что делать…

— О, ничуть не сомневаюсь. Они уже планировали сбросить Республику, а ты предоставишь им именно ту причину, которую они так ищут. И когда они придут казнить меня, такова будет справедливость? Они принесут мир?

— Они не… они не станут!..

— И я надеюсь, что ты прав, Анакин. Ты простишь мне, что я не разделяю твою слепую верность твоим товарищам. Да, полагаю, если глянуть в корень, все дело в верности, — задумчиво произносит он. — Вот какой вопрос ты должен задать себе, мой мальчик. Кому ты верен? Джедаям или Республике?

— Да не… не в этом же…

Палпатин приподнимает узкие плечи.

— Может, и нет. Может, вопрос другой. Любишь ли ты Оби-Вана Кеноби больше, чем свою жену?

Слов больше не найти. Их больше нет.