Искусница - Елена Хаецкая

Лес обступал дорогу. Деревья как будто теснили путников, пытались сдавить их. Вскоре стемнело, дождь поливал путешественников все сильнее. Евтихий выломал палку и попробовал сделать факел, однако огонь не горел в душном и влажном воздухе.

С каждым шагом идти было все тяжелее. Евтихий не знал, как чувствуют себя его товарищи, но сам он не ощущал ничего, кроме глухого отчаяния. Несколько раз он готов был остановиться и признать правоту Моревиля. Здесь не оставалось никакой возможности жить. Здесь заканчивается мир. Не в огне, не в водах потопа. Ничего грандиозного. Даже войны нет. Просто медленное удушье.

Но когда Евтихий оборачивался, он видел Геврон. Девушка отказывалась сдаваться. Упрямо наклонив голову, она шагала по узкой тропинке. Бледная — ох, какая она была бледная!

Неожиданно Евтихий подумал о том, что Геврон, должно быть, на самом деле не так уж и молода. Это в начале их знакомства она предстала перед Евтихием юной, почти девочкой. А ведь ей, пожалуй, лет тридцать.

Словно угадав желание Евтихия получше всмотреться в лицо спутницы, темнота назло сгустилась еще больше.

Вот тебе! Нечего таращить глаза. Здесь не на что смотреть. Топай себе по тропинке, если уж так охота, но на этом — все.

Евтихий послушно опустил отяжелевшие веки. Нет так нет. Геврон догнала его и оперлась на его руку. Она вся была покрыта испариной и с трудом переводила дыхание.

— Долго еще, как ты считаешь? — проговорила девушка.

— Понятия не имею, — признался Евтихий.

— Но у тебя же есть какие-то предчувствия? — настаивала она.

— Нет у меня никаких предчувствий, Геврон… Признаться честно, мне только одно кажется: что мы действительно застряли здесь навеки.

— Давай свернем с тропы, — предложила она.

Его удивило, с каким азартом она это произнесла.

— По-твоему, мы в состоянии ломиться через эту чащобу?

— Почему бы и нет?

— Потому что мы завязнем в кустах, провалимся в яму. Потому что бывают на самом деле непроходимые чащи. Ты посмотри, как растут деревья.

Деревья и впрямь сомкнули стволы и переплелись ветвями, как будто они услышали разговор людей и тотчас приняли меры к тому, чтобы разрушить их план.

Фихан все это время молчал. Он шел последним, и собеседники даже не оборачивались к нему, как будто вовсе забыли о его существовании.

Они продолжили путь по тропе и упорно продвигались вперед, пока не стемнело окончательно.

— По крайней мере, теперь хоть дождь на голову не льет, — пробормотал Евтихий. — Вы, друзья, как хотите, а я больше идти не могу. На сегодня я вымотался.

Они не стали спорить или что-то обсуждать. Повалились на землю, не заботясь о том, что одежда испачкается. Евтихий снял плащ, и все трое забились под промасленную ткань. Сыро было по-прежнему, но они, по крайней мере, согрелись.

Темнело быстро. Во мраке хорошо было слышно, как неутомимый дождь шелестит над лесом. Капли тихо постукивали по листьям, стекали по коре, тревожили тонкие ветки. Далеко в высоте, под самыми облаками, раскачивались вершины деревьев.

Вселенная съежилась до крошечного пятачка земли, накрытого плащом. Евтихий во сне обхватил Геврон руками и прижал к себе. Она положила голову ему на грудь. С другой стороны к девушке прильнул Фихан. И так втроем они заснули.

Пробуждение оказалось для Евтихия более чем неприятным. Плащ переполз к Фихану. Оставшись без укрытия, Евтихий продрог и вымок. Утренний свет сочился сквозь переплетенные над головой ветви. Дождь, кажется, на время прекратился.

Евтихий встал, пытаясь размяться и хоть немного согреться. Он вытер влажное лицо рукавом, потянулся, подставил лицо тусклому солнечному лучу, пробившемуся сквозь сырую листву до самой земли.

Геврон теперь обнимала Фихана. Эльф вздохнул, повернулся на спину, запрокинул к свету лицо…

И Евтихий застыл на месте. Перед ним снова была та омерзительная образина, которую он встретил десять дней назад. Тот же хоботок вместо губ, те же вертикальные прорези ноздрей и морщинистые веки, прикрывающие плоские круглые глаза. И оно, это существо, лапало Геврон! Мало того, что оно дышало, оно еще и осмеливалось вести себя так свободно, с таким дерзким нахальством!

Евтихий вытащил из ножен кинжал.

— Геврон, — позвал он девушку. — Проснись. Геврон!

Она очнулась от глубокого сна, словно вышла из обморока. Увидев встревоженное лицо Евтихия, девушка сразу подобралась. Он увидел, что она шарит рукой под одеялом — ищет свой меч.

Меч у Геврон был плохонький, но у Евтихия не водилось и такого. А отдать оружие мужчине девушка отказывалась. Утверждала, будто захватила клинок в честном бою. У Евтихия не было оснований подвергать сомнению эти слова. Сам он еще ни в одном сражении здешнего мира не побывал.

— Смотри, — Евтихий показал пальцем на спящего Фихана.

Геврон побелела и вскочила так, словно ее подбросили. Острие меча уперлось в горло эльфа.

— Кто ты? — не скрывая злости, спросила девушка.

Он открыл глаза. Простодушное недоумение проступило в его лице, когда он увидел, как встречают его товарищи по путешествию.

— Фихан, — сказал он.

Евтихий сел на корточки, всматриваясь в черты своего спутника. Сомнений не было, та тварь вернулась. Евтихий поднял голову, глянул на Геврон.

— Я, кажется, знаю, в чем дело, — сказал солдат.

Девушка и не думала убирать меч от горла эльфа.

— А я понятия не имею. Кто он, по-твоему, такой?

— Это Фихан.

— Тебе не приходило в голову, — медленно произнесла Геврон, — что истинный облик Фихана — вот этот? Может быть, именно сейчас развеялись последние иллюзии.

— А может быть, иллюзии, напротив, сгустились, — возразил Евтихий. — Я сейчас ни за что не поручусь. Хотя есть одно предположение…

— Говори.

Она наконец убрала меч в ножны и отвернулась от твари.

— Он не опасен, — сказал Евтихий. — Ты сама это признаешь. Он просто выглядит…

Он запнулся, подбирая слово.

— Отвратительно. Мерзко, — сказала Геврон.

— Да, — кивнул Евтихий. — Но это ничего не значит. На самом деле он остался тем, кем мы его знаем.

— По-моему, там, наверху, ты слишком много времени проводил с благородными людьми, — сказала Геврон. — И напрочь утратил то, что мы, простые людишки, называем здравым смыслом. Кто ввел тебя в заблуждение, Евтихий? Твой господин, которому ты подавал портки, когда тот просыпался и лениво зевал в роскошной кроватке?

Евтихий только моргал, глядя на покрасневшую, разъяренную девушку. Она не шутила. Она на самом деле находилась в состоянии крайнего раздражения.