Мистер Вечный Канун. Уэлихолн - Олег Яковлев

— Бабушка, — подсказал Виктор.

— Да, достопочтенная госпожа Джина Кэндл, — с деланой усталостью протянула Кристина. — Наше семейное привидение. Не округляй глаза, Эби, я образно. Бабушка бродит по всему дому, ничего не говорит, попросту выражаясь — присутствует. Я всегда думала, что она придумывает какой-то хитроумный план, и план этот, видимо, слишком сложен, поэтому она, так сказать, вся в работе. Но на самом деле она хорошая. Наверное, потому что молчит. И не совершает никаких подлостей. Да, точно! — согласилась Кристина с собственным определением, явно придуманным на ходу. — Она хороша тем, что от нее не следует ожидать никаких сюрпризов. А еще тем, что она жива и пока никому из Кэндлов не нужно грызться за наследство. Кто там еще остался? Еще есть всякая мелочь. По дому вечно носятся эти утомительные малявки. О Марго можно споткнуться, потому что она любит где-нибудь притаиться на полу и играть со своими дурацкими куклами, а еще она постоянно визжит, пока мама ее не заткнет. Томас не визжит, но заткнуть его не легче: он болтает просто без умолку. Ходит повсюду с серьезным видом и похож на сорокалетнего страдальца, готовящегося на днях совершить самоубийство. Прямо как Виктор! Ха! — Кристина восхитилась собственной смысловой находке. — Верно! Томми — это маленький Виктор! Такой же зануда печального образа. Еще у нас есть кот Коннелли. Я называю его Конни или Кренделек. Ему недавно сделали операцию на глазах. Это самая важная птица во всем доме. Маленький господин и император чулана. Вот, пожалуй, и все, кто вечно ошивается в Крик-Холле. Хотя есть еще куча дальних родственников, которым у нас будто медом намазано. Любители дармовщины — просто обожают заявиться погостить.

— Что-нибудь добавите о дальних родственниках, мисс Кэндл? — хмуро спросил Виктор. Интервью ему весьма не нравилось. Кристина разошлась не на шутку, словно в нее что-то вселилось. Подружки уже давно сидели, как две оплывшие свечки, подогретые жаром «мисс Кэндл».

— О, это вообще отдельная тема! — презрительно воскликнула сестра. — Есть еще Сирил и Мими, дети тетушки Меганы и дядюшки Джозефа. Дорогие кузены. Слава богу, эти с нами не живут — еще не хватало! Сирил вместе с сестрой Мими неразлучны, как сиамские близнецы, хотя они и есть близнецы, только обычные, не сиамские. Мамочка Мегана где-то наколдовала им кучу денег и отправила путешествовать. Веселенькая у них, должно быть, жизнь: качка сменяется тропической лихорадкой, а укусы малярийных комаров — обледенениями конечностей. Хотя куда там! Если транжирство мамочкиных денег в дорогущих отелях Парижа и Нью-Йорка — это путешествие, то я — речной тролль. Молчи, Дотти, не до тебя сейчас, — пресекла Кристина робкую попытку подружки как-то прокомментировать ее слова. — В общем, тетушка ловко избавилась от детишек, хотя не только для нее, но и для всех в доме это явное благо — они еще зануднее некоего малоизвестного Виктора Кэндла.

— А, так у вас есть еще один брат? — невесело заметил брат. — Почему вы о нем ничего не сказали?

— Я просто еще не успела, — нашлась мстительная Кристина. — Он попадает в раздел очень-очень-очень дальних родственников. Да, так вот. Еще у нас есть множество двоюродных и троюродных бабушек и дедушек, дядюшек и тетушек, родство с которыми, как мне кажется, совершеннейшая дичь. Ну и Скарлетт, разумеется.

— Разумеется, — проворчал Виктор.

— Тетушка Скарлетт — а мне почему-то кажется, что она никакая нам не тетушка, — это единственное светлое пятно в царстве запустения и зануд. Хотя бы потому, что она никому не дает права смотреть на себя снисходительно. Кажется, она даже щелкала по носу парочку австро-венгро-германско-где-то-там королей. А у нашего короля она частая гостья. Говорят, наш добрый Георг всегда рад случаю выпить с ней чашечку чая. У тетушки Скарлетт лучшие гардеробы, дорогущие автомобили, а еще ее пускают в ложу для особо важных персон самого Ковент-Гардена!

— Он вообще-то закрыт после войны, — подсказал Виктор.

— Это неважно! — заявила Кристина и продолжила восхищаться тетушкой Скарлетт: — Вот кто по-настоящему путешествует! Колонии, Япония, Африка! А еще…

— Постойте, мисс Кэндл, — хмуро перебил Виктор. — Смена пластинки.

— Что? — возмутилась Кристина. — Тебе надоело?

— Нет, просто нужно поставить другую пластинку на фонограф. На этой запись уже невозможна.

— А, тогда ладно, — успокоилась сестра.

— Да, Кристина, — напомнил Виктор, меняя пластинки, — ты обещала рассказать что-то интересное. Вступительное слово и знакомство несколько затянулись. У меня только две пластинки. Эта последняя. Не хмурься. Говори, что обещала. Просто, чтобы я не пожалел, что согласился, договорились?

— Договорились, — Кристина кивнула с таким видом, словно у нее отбирают любимую игрушку.

— Запись идет, мисс Кэндл, — сказал Виктор. — Вы собирались что-то рассказать.

— Задавайте ваши вопросы, — скривившись, ответила сестра.

— Вне записи мы с вами обсуждали странности в вашем семейном доме Крик-Холле. Можете остановиться на них поподробнее?

— Да, странности… — задумалась Кристина. — Тетушка Рэммора целый день ведет себя подозрительно тихо — сидит и молча перебирает бабушкину шкатулку в поисках разной мелочи, которую можно было бы засунуть себе в волосы. А дядюшка Джозеф с тетушкой Меганой даже еще не ссорились с утра. Что-то творится… Кажется, грядет нечто ужасное…

— Кристина! — прервал Виктор сестру. — Если тебе нечего…

— Нет! Есть! — заверила та и схватила фонограф, чтобы Виктор до него не дотянулся. — Я хотела бы рассказать о еще одном жильце, который сейчас присутствует в доме.

— Очередной кот? — вздохнул Виктор. — Или речь обо мне?

— Не угадал, — Кристина скорчила рожицу. — Речь идет о странном незнакомце, которого привела мама.

— Что?

Виктор даже подался вперед от удивления. Кристина была довольна.

— Да, я ведь говорила, что кое-что знаю. За пару дней до твоего приезда кое-кто появился. Я не видела его лица, лишь фигуру и костюм. Очень странный костюм… У него был плащ, который выглядел таким тяжелым, что, кажется, наш «Драндулет» по сравнению с ним — пушинка. Бурый или… нет — темно-багровый! Что-то среднее… Тяжеленный плащ, который тянулся за ним ярда на три по земле, собирая собой листья и обрывая мох с камней.

— Что за сказки? — скептически поморщился Виктор.

— Да ты слушай! Я сама в окно видела. Хотя это тоже странно. Я выглянула в окно своей спальни и едва не рухнула в обморок. Гляжу — а там улица!

Пауза затянулась. Кристина многозначительно смотрела на Виктора, но подружки ничего не понимали.

— И что? — удивилась Эбигейл.

— Да, в самом деле? — вмешалась Дороти и уставилась на Виктора странным голодным взглядом сквозь очки.

— То, что окна спальни Кристины выходят на наш сад, — пояснил Виктор. Он сам ничего не понимал. — А вовсе не на улицу…

— Да! — подтвердила сестра. — Я сперва подумала, что не нужно было воровать у дядюшки его сироп от кашля, потому что от него мне уже мерещится невесть что! И я почему-то стала тереть стекло. Я терла и терла и не могла остановиться. Как безумная, в самом деле! Я терла и терла, и почему-то мне вдруг показалось, что это самое важное дело в моей жизни: если я не протру стекло, то все, жизнь закончена. В общем, я все-таки протерла. Окно вернулось в нормальное состояние. Это наконец-то вновь был мой родной вид: старый запущенный сад Крик-Холла. А потом я увидела этого незнакомца в длиннющем плаще. Он как раз выбрел из-за деревьев. Шел этот тип очень медленно, как будто на нем висели десятифунтовые кандалы. А еще у него было что-то на голове — я тогда не разглядела, потому что было слишком далеко. И так он брел к дому. Мимо старого клена, мимо Зеленой Лужи, мимо статуи Анны Гёльди. Я уже думала позвать кого-то, чтобы прогнали его, но тут я увидела маму. Она шла следом за незнакомцем, но при этом вела себя очень странно. Она тоже появилась из-за деревьев, но при этом шагала задом наперед. В руках у нее была метла, и она — нет, ты представляешь?! — мела землю, расшвыривая кругом опавшие листья! Как будто заметала следы незнакомца. И так они двигались к самому дому: он — медленно перебирая ногами, и она — заметая за ним его путь. Когда он подошел ближе, я наконец разобрала, что это была за штуковина у него на голове. Это была — ты сейчас просто упадешь, Вик! — корона! Настоящая! С зубчиками, и все такое! Только ржавая и помятая, словно ее долго сжимали чьи-то невероятно сильные пальцы.