По зову сердца - Джин Стоун

Джесс подумала, не вернуться ли, пока не наступили су-1мерки. В темноте будет трудно отыскать дорогу. Но Ричард… Ричард ждет ее. Он прислал записку в конверте от ее старого письма. Что Ричард хотел этим сказать? Что он хранил письма Джесс все эти долгие годы?

Осторожно пробираясь вперед, Джесс представляла себе поляну, покрытую толстым ковром из хвои. Ричард расстелил на ней одеяло. Рядом стоит корзина с сыром и фруктами, здесь же — бутылка вина. Он скажет о том, как любит ее, любил всю жизнь и всегда будет любить.

Джесс грезила наяву. Сейчас она вновь превратилась в пятнадцатилетнюю девочку, ту, что поджидала Ричарда по ночам у окна в «Ларчвуд-Холле». Тогда он не пришел, но, быть может, придет сейчас…

«Какого же дурака я свалял», — скажет Ричард. Джесс выпьет вина, и он тоже выпьет, а потом поцелует ее так, как никто не целовал целых тридцать лет. Это будет поцелуй любви, настоящей любви…

Снова споткнувшись о корень, она удержалась на ногах. А вот и очередная развилка — красная стрелка указывает вправо. Джесс перешагнула через бревно.. Теп ерь впереди виднелась прямая, без извилин тропа.

Вдруг Джесс почувствовала, как почва уходит у нее из-под ног. Ее правая нога попала в яму. Она закричала.

Деревья завертелись у нее над головой, и нелепая мысль пробилась даже сквозь острую боль: если Ричард сохранил ее письма, значит, читал их. Следовательно, знал, что она не отказывалась от ребенка, знал, что ее отец солгал.

Джесс не хотела закрывать глаза, стараясь не потерять сознания, но боль в ноге была нестерпимой. Сквозь темную пелену она увидела за деревьями удаляющееся оранжевое пятно.

Филип забыл про Джесс.

Отбросив смятую простыню, он сел в кровати и посмотрел на настенные часы. Семь часов Десять минут.

— Черт побери! — прошептал Филип. — Я заснул.

Впрочем, удивляться было нечему. Лайза открыла в нем такие бездны страсти, о которых он и не подозревал. Страсть измотала его, но он был наверху блаженства. Филип тряхнул головой, стараясь окончательно проснуться, и пригладил волосы.

— Ты невероятна! — нежно погладив грудь Лайзы и поцеловав ее, прошептал он.

Пламя страсти вспыхнуло в нем с новой силой.

— Филип, — шептала она, — мой Филип…

Он убрал руку.

— Я должен встретиться с Джесс.

Лайза запустила пальцы в его волосы.

— Знаю. Знаю.

Филип помедлил, глядя на нее и пытаясь запомнить навеки каждый изгиб тела, каждый его дюйм. Наконец он спустил ноги на пол.

— Господи, как же мне хочется остаться с тобой!

— Мне тоже, Филип.

Он подошел к окну и выглянул на улицу.

— Не понимаю, почему портье не позвонил. Где же Джесс?

— Позвони в «Мейфилд», — предложила Лайза.

Филип так и сделал. Оказалось, что Джесс так и не вернулась. Он набрал номер портье. Джесс не звонила.

Филип натянул джинсы и причесался. Лайза тоже оделась.

— Ничего не могу понять, — недоумевал Филип. — Паром отходит в семь тридцать. Остались считанные минуты. — Он опять посмотрел в окно. — Уже стемнело. Да где же она?

Лайза расчесала волосы и на скорую руку восстановила макияж.

— Надо ее найти.

Филип кивнул. Ему стало вдруг очень грустно: возможно, он никогда больше не увидит Лайзу.

— Спасибо, что пришла ко мне, — проговорил он.

Она обняла его за шею и поцеловала. А Филип крепко прижал ее к себе.

Карен мчалась вниз по склону, к пляжу. Длинная юбка развевалась на ветру, а сердце бешено колотилось. Рухнув на песок, она протяжно завыла и обратила взор к быстро сереющему небу.

Такого Карен никак не замышляла. Да, она Жаждала мести. Хотела отомстить Джесс, которая вела светскую жизнь, тогда как Карен растила брошенную ею дочь. Карен пожертвовала любовью к своему единственному мужчине, потому что чувствовала ответственность за Мелли, ставшую смыслом ее никому не нужной жизни.

Но она же любила Мелли, по-настоящему любила, и никогда не жалела о том, что та осталась у нее на руках. А потом Карен узнала правду. Узнала, что ее обманули и грубо использовали. Предали.

А теперь с Джесс случилось что-то плохое.

Карен зарыла пальцы в песок, выдернула их и с силой провела ими по щекам, надеясь, что физическая боль немного ее успокоит.

— Я не виновата! — простонала она.

Но Карен знала, что виновата именно она.

Карен хотела попросить Джесс, чтобы та уехала и забрала с собой своих друзей. Собиралась сказать, что Джесс не имеет права шнырять здесь и все разнюхивать, а ее подруга из Калифорнии — спать с отцом Карен. Вот что хотела сказать Карен, но Джесс вдруг оступилась и упала. И Карен видела это. Рано или поздно ее обвинят. Поэтому она затаилась. И на ее глазах Джесс потеряла сознание.

Карен стало дурно. Она перевернулась на живот, и первые слезы капнули на песок.

Теперь Карен знала, что делать. Надо пойти к Ричарду и рассказать ему обо всем, что случилось. Пускай совершена величайшая несправедливость, но все-таки Джесс — настоящая мать Мелли, и она невиновна, поскольку тоже пала жертвой этой страшной жизни. К тому же Ричард когда-то любил Джесс, и она стала бы матерью его детей, если бы жестокая судьба не распорядилась иначе.

Карен мало что знала, но о страдании знала больше других. Она испытала страдания в тот год, когда ее письма к Бриту стали возвращаться с пометкой «адресат неизвестен» в то первое лето, когда Брит не появился на острове. И каждое следующее лето все больше обогащало ее горький опыт.

И теперь долг Карен — избавить от подобных страданий Мелли и Ричарда.

Она села, обхватив колени руками.

Неужели Джесс умрет?

— Ее машина все еще здесь, — сказал Дик.

Он стоял возле кровати, растерянный и беспомощный.

Джинни помрачнела. Вдобавок ко всем несчастьям она еще не может ходить.

— Даже не представляю себе, что с ней случилось. — Она закусила губу, внезапно поняв, что пора выкладывать карты на стол. — Дик, где твой сын?

— Понятия не имею. Почему ты спрашиваешь?

— Он может знать, где Джесс.

— Откуда? Они даже не знакомы.

Джинни пристально посмотрела на Дика. Ей до смерти не хотелось огорчать доброго, милого старика. Но отступать было поздно.

— Ричард знает Джесс, — сказала она. — Они были знакомы тридцать лет назад.

Сначала изборожденное морщинами лицо Дика не изменилось. Потом он начал что-то припоминать. И вдруг побелел.

— Джесс, — прошептал Дик. — Джессика. Боже мой…