402 метра - Константин Костин

— Не делай больше маме больно, хорошо?

Я остановился, как вкопанный. Кирпичная стена, внезапно выросшая у меня на пути, и то не остановила бы меня так быстро, как слова моей маленькой девочки. Делать Татьяне больно? Смешно! Она сама кому угодно больно сделает!

— А ты с чего взяла, что я сделал маме больно? — осведомился я у дочери.

— Она вчера всю ночь плакала, — сдала ее с потрохами Наташа.

— А ты-то откуда знаешь?

— Ну… — девочка уперла взор в землю. — Вчера, когда ты приходил, я проснулась.

— Ах, вот оно что, — протянул я.

— Так ты обещаешь? — уточнило солнышко.

— Обещаю — что?

— Не делать маме больно, — напомнила Наталка.

— Ах, это…

Как объяснить? Как объяснить шестилетней девочке всю сложность сложившейся ситуации? Я никогда не желал Тане зла, никогда не хотел делать ей больно, и никогда не делал этого просто так, с бухты-барахты. Только в ответ. Что касается вчерашнего — тут она сама виновата. Она сама сделала себе больно.

Господи, Татьяна, что же ты творишь-то? С собой, со мной, с детьми? Неужели, так сложно переступить через себя, сказать, что я тебе нужен? Ведь я все еще тебе небезразличен! И ты мне тоже… неужели, так сложно сделать шаг, маленький шажочек. Неужели, я не отвечу тебе тем же? Зачем ты отворачиваешься от меня каждый раз, когда я пытаюсь сделать этот шаг? Зачем?

— Ну?

Наташа ждала от меня ответа. Ответа, которого я не мог дать, поскольку не привык врать ребенку. Но она ждала. И что-то мне подсказывало, что леденцом здесь не обойтись. Сашка продолжал беспечно сосать "чупа-чупс", для него весь мир сосредоточился в этой маленьком комочке жженого сахара. Где мои четыре года?

— Эх, Наташка, — вздохнул я. — Понимаешь…

Но понять или не понять ей было не дано. От объяснений, бессмысленных и бесполезных, меня спасло то, что обычно является предвестником грядущих неприятностей. В общем, телефон зазвенел на редкость вовремя.

— Чего тебе? — поднес я трубку к уху.

— Тебя где черти носят? — дружелюбно осведомился Дима.

— С детьми в парке гуляю, — ответил я. — А что?

— С детьми? В парке? — взревел полковник. — Ты вконец из ума выжил? За тобой гонятся этот долбанный гонщик, а ты сверкаешь, как вошь на лысине, да еще и с детьми! О себе не думаешь — детей пожалей!

Опаньки! Живя продолжительное время вдали от цветов жизни, я как-то упустил тот факт, что через них, через Наташку с Сашкой, можно оказать на меня давление, притом — нешуточное. Вжав голову в плечи, я воровато оглянулся. Расера видно не было, да и откуда ему взяться в парке, среди узеньких дорожек и высоких, прямых, словно стрелы, сосен? А, с другой стороны, он мог находиться на расстоянии вытянутой руки от нас, а я и не буду знать, что он рядом!

— Так, — я резко развернулся. — Пошли к маме.

— Еще рано, — закапризничала дочка.

— Папа сказал — к маме, значит — к маме, — отрезал я.

Наталка напрочь забыла про обещание, которое хотела взять с меня. И на том спасибо. Сашка почувствовал мое беспокойство и мигом скуксился, изготовившись излить новый поток слез. Я опередил его, заткнув сирену новой конфетой. Может быть, много сладкого вредно для зубов, но жизнь, как-никак, дороже. Путь до парковки с Фордом проделали молча. В безопасности я себя почувствовал лишь повернув ключ в замке зажигания. Вот же Димка, зараза! Развел меня, как кролика! Да кто осмелится напасть на мужика с детьми в парке, посреди толпы отдыхающих? Только настроение испортил. Ну, ладно. Разберемся с дурным расером, тогда и нагуляемся вдоволь.

Таня ждала нас… нет, не нас. А, может, и не ждала, а провожала кого-то. Впрочем, не важно. Факт тот, что она стояла перед отелем, смоля длинную и тонкую дамскую сигарету. Невероятно! Многое же я упустил! В былые времена она на дух не переносила табачный дым, и, вот, сама начала курить. Куда мир катится? Девушка с интересом посмотрела на заточенный Форд. Сказывалось мое воспитание. Когда из автомобиля вышел я с детьми, глаза матери удивленно округлились.

— Откуда это у тебя? — поинтересовалась она.

— Оттуда, — кратко пояснил я.

Дети, моментально забыв про отца, прильнули к Татьяне. К чему этот садистский вопрос: "кого ты больше любишь, папу, или маму"? Все и так понятно. Хотя, это я, может, и заслужил.

— Это ты? — девушка кивнула на то место, где не так давно стоял Carlsson.

— Значит, не ошибся, — самодовольно усмехнулся я.

— Не ошибся, — согласилась Таня. — Какие планы на вечер?

— А есть предложения?

— Да, — моя любовь шагнула ко мне и положила свою маленькую, нежную ладошку на мою небритую щеку. — Может, уложим детей спать, а сами… ну…

— Погуляем? — продолжил я.

— Да, погуляем, — улыбнулась девушка.

Господи, да что же такое твориться? Вот он, долгожданный момент, достаточно редкий, когда Таня ведет себя по-человечески. А я не могу ничего поделать. Механизм запущен, и обратной дороги нет. Рубикон перейден. Эх, родная… ну почему, почему ты не предложила этого вчера, когда у меня был вагон времени? Почему?

— Извини, — я прижал ее руку своей. — Сегодня — никак. Может, завтра.

— Точно?

— Прости…

— Тогда пока, — произнесла Татьяна внезапно похолодевшим тоном.

— Подожди!

Я сделал попытку удержать ее, но девушка вырвала свою ладонь и зашагала прочь. Что за черт? Может, послать этого расера, появившегося так некстати, куда подальше, и заняться своей личной жизнью? Я едва не ринулся следом, но в кармане вновь запиликал телефон. Опять Димка, чтоб ему пусто было. Рубикон перейден.

— Ремень пристегни, — посоветовал я Собакину.

Приятно хоть немного разрядить обстановку. Это были первые слова за последний час. Мы, сидя в моей крошке, ждали надоедливого расера в обозначенном месте, но, невзирая на то, что уже далеко за полночь, гонщик не спешил появляться. Он продолжал издеваться над нами. А мы продолжали нервничать. По обе стороны ВАЗ-2110 успели вырасти приличные горки бычков, а этот черт не спешил. Впрочем, куда ему торопиться?

— Ремень, — произнес я во второй раз.

— Да ну его, — отмахнулся Дима.

И едва не встретился головой с крышкой бардачка. То я газанул и через метр утопил в пол педаль тормоза. Извините, повторять дважды не привык. Полковник выбросил в окно смятую сигарету, угостился у меня новой, и, без лишних возражений, пристегнулся четырехточечным ремнем. Лямки были явно малы для Диминого комка нервов, но пассажир отлично учел урок, и, хорошо выдохнув, смог комфортно устроиться. Относительно комфортно. Во всяком случае, шишка на лбу — еще более сомнительное удовольствие.