E-mail. Белая@одинокая - Джессика Адамс

— А что еще вы можете сказать о любви?

— Я набрел на одну историю в Интернете, — произнес Билл после минутного молчания. — О моряке на войне: это был американский моряк, получивший письмо от женщины, которую он никогда не видел. От девушки по имени Роза. Они переписывались три года. И что-то произошло. Он уже не мог жить без ее писем. Они полюбили друг друга, сами не сознавая того. А потом война окончилась. И вот они назначили встречу на Центральном вокзале, в пять часов вечера, и она написала, что в петлице у нее будет красная роза. А моряка поразила одна мысль. Ведь он никогда не видел фотографии Розы. Он не знает, сколько ей лет. Не знает, уродливая она или хорошенькая, толстая или стройная. И вот он ждал на вокзале, и когда часы пробили пять, она появилась. Женщина с красной розой в петлице. Ей было шестьдесят пять.

— Ой нет, — невольно вырвалось у Джоди.

— Моряк мог повернуться и уйти, но он не сделал этого. Эта женщина писала ему все то время, пока он был в море, посылала подарки на Рождество, поддерживала его. Она не заслужила такого. И он подошел к ней, протянул руку и представился. И знаете что?

— Они поженились и жили долго и счастливо, — сказала Джоди, возвращаясь в образ циничного кинорежиссера.

— Нет, она сказала моряку, что он ошибся. Что Роза стоит за ее спиной. Он обернулся и увидел ее. Одних с ним лет. Прекрасную.

— И?..

— Пожилая дама объяснила ему, что Роза попросила ее продеть цветок в петлицу. Если бы моряк повернулся и ушел, все было бы кончено. Но если бы он подошел к этой пожилой леди, она показала бы ему настоящую Розу и рассказала всю правду.

— Гм-м… — Это не слишком убедило Джоди. — Так вы нашли эту историю в Интернете?

— В Интернете многое можно найти, — отозвался Билл, явно думая о чем-то своем.

— Значит, мораль вашей истории в том, что красота — больше, чем просто внешняя оболочка?

— Нет, мораль в том, что любовь — это боязнь. Боязнь открыть свои чувства. Поэтому любовь порой приходит в чужом обличье, — задумчиво добавил он. — И даже если обличье любви ужасно, это не имеет значения. — Он помолчал мгновение и повторил: — Думаю, любовь — это боязнь открыть собственные чувства. Любовь — это когда готовишься быть отвергнутым. — И Билл замолчал.

— Все? — спросила я.

— А-а, — произнесла Диди за проектором. — Здесь мы прерывались — что-то случилось с камерой.

— Наверное, не вынесла накала чувств, — заметила я.

Итак, Билл уползает с Джоди в кусты, курит там травку, а потом вылезает со всей этой чушью. Полный бред.

И все-таки что-то мешало мне оторваться от фильма. И я снова улеглась на полу, дожидаясь продолжения.

— Сейчас, — пробормотала Диди, — вот.

На этот раз в кадре были и Билл, и Джоди. Они перебрались к самому краю утиного пруда, и кряканье, которое раньше было просто фоном, теперь заглушало все звуки.

— Что вы думаете о современных женщинах? — спросила Джоди.

— Сначала спросите их, что они думают о нас, — отозвался Билл.

Длительная пауза.

— Кажется, вам есть что еще сказать по этому поводу, — подзадорила его Джоди.

— Ну, у меня такое чувство, будто они ищут что-то, чего мы им дать не можем. По крайней мере, я не могу.

— Например?

— Не знаю. Но…

Джоди ждала. Похоже, зелье откровенности выдыхалось.

— Ну, пожалуй, мне кажется, что современные женщины не слишком любят мужчин, — вздохнул Билл. — Завести мужчину для них сродни покупке машины. И эта машина может им не нравиться. В смысле им кажется, будто они хотят именно эту машину, а потом выясняется, что и цвет не тот, и марка не та, и с двигателем что-то не так.

— Да не нужны им никакие машины! — заорала из-за камеры Диди.

Джоди зашипела на нее — не положено оператору брать на себя функции ведущего, — и интервью на том завершилось.

Диди потянулась к выключателю; я поднялась и обнаружила, что в дверях стоит Джоди. Я настолько была поглощена фильмом, что не слышала, как она вошла.

— Я должна была на это посмотреть.

— Конечно.

— Жалкий он какой-то, да? — с надеждой спросила я.

— Я думала, ты расстроишься, потому и не хотела тебе показывать, — сказала Джоди.

— Да, но я рада, что посмотрела. По крайней мере, теперь знаю, как на него действует марихуана.

— Нет, — Джоди помотала головой. — Травка тут ни при чем.

— Ты же угостила его, — удивилась Диди.

— Нет, я только предложила — думала, он тогда расслабится. Он же не мог говорить. Но он к косяку и не притронулся. Сказал, в жизни не пробовал и не попробует. Что я, конечно, уважаю, — добавила она, придав лицу выражение глубокой искренности. — Во всяком случае, это был самый настоящий Билл. Откровенный и трезвый.

— Чай с ромашкой? — предложила Диди.

В конце концов я просто отправилась домой. В дом без Билла. И ни о ком другом я думать в тот момент не могла.

Наконец мне позвонили из отдела здравоохранения. Спрашивали, сколько я хочу за плакат, наклейку и заднюю обложку брошюры. Сгоряча я назвала ровно свою арендную плату за месяц и тотчас об этом пожалела. У приличного свободного художника девяностых должна быть тарифная карточка, верно? Но у меня ее нет. Даже визитки и той нет.

— Ну, это в пределах, — ответили мне.

— Что же, отлично.

— Почему бы вам не зайти к нам, скажем, во вторник?

— Отлично.

— В три часа. Устроит?

— Вполне.

И разговор закончился. По какому-то невероятному везению выходило, что я получаю столько же, сколько и за «Сухие завтраки». Просто отлично! Я вся сияла — хотя в телефонном разговоре выставила себя полной кретинкой.

Ни одна порядочная женщина девяностых, она же свободный художник, не стала бы обзванивать всех подряд, чтобы похвастаться. Но я, конечно, обзвонила. Мама обрадовалась. Наверное, подумывала, что подколодной крысе из Лос-Анджелеса придется платить алименты.

— И еще у меня есть брошюрка для парикмахерской.

— О, вот это хорошо.

— Она называется «Удача».

— Ну, им же как-то приходится именовать себя, — философски заметила мама.

Вечером, валяясь на диване, я не могла отделаться от назойливого ощущения, что рядом со мной больше нет того человека, с которым действительно хотелось поделиться новостью. Не с Дэном и не с Пьером. С Биллом.

Прошлой ночью, когда я лежала без сна, в голове у меня снова и снова прокручивалась та кошмарная сцена — девичник с Интернетом. Мне казалось, что мы гоготали, как свихнувшиеся гиены, и упились хуже Оливера Рида.[23]«Современные женщины не слишком любят мужчин». О господи, неудивительно, что он так и подумал: держу пари, слышал каждое слово.