Слепой. Живая сталь - Андрей Воронин

Если бы его превосходительство не поторопился шлепнуть изрядно поднаторевшего в русском языке майора Суареса, он узнал бы гораздо больше, поскольку это имя часто упоминалось русскими танкистами – упоминалось всуе, в основном, в риторических вопросах типа: «А эту гайку кто закручивать будет – Пушкин?» Сеньор Алонзо этих вопросов не слышал, но полное совпадение имени классика русской литературы с именем прибывшего в Каракас российского туриста показалось ему явлением неоднозначным. С одной стороны, оно могло быть случайным, а с другой, сильно смахивало на обыкновенную, хотя и не особенно умную, браваду: вот он, я, любуйтесь! Возьмите меня голыми руками, если сумеете!

Впрочем, бравада редко бывает умной, и последнее, что стал бы делать сам генерал Моралес, будучи посланным в чужую страну с тайной миссией, это бравировать и выставлять себя напоказ. Причина многих поражений кроется в недооценке противника; сеньор Алонзо не горел желанием наступить на эти грабли и заочно относился к своему противнику как к человеку умному и осторожному. Следовательно, совпадение имен было вот именно и только совпадением, что, впрочем, не исключало возможности, что этот человек окажется именно тем, кого поджидал сеньор Алонзо.

Слежку было решено продолжить. Поначалу турист со звучным именем вел себя вполне пристойно: поселившись в отеле, принял душ, пообедал в гостиничном ресторане, искупался в море и немного побродил по городу, осматривая достопримечательности. Потом он вдруг отколол неожиданное коленце, сильно удивившее сеньора Алонзо и заставившее его насторожиться: взял и ни с того, ни с сего нанес визит в столичное бюро «Ассошиэйтед Пресс» – это гнездо шпионажа, клеветы и империалистической пропаганды, с которым генерал твердо намеревался когда-нибудь покончить раз и навсегда.

Пробыл он там недолго, от силы минут десять, но после этого постоянно ведущееся наблюдение за бюро и, в частности, его начальником Джонатаном Дикенсоном пришлось усилить. Не то чтобы сеньор Алонзо не доверял своему российскому партнеру или, тем более, господину Вейсману, который подыскал нужного специалиста; более того, он вовсе не был уверен, что русский турист со звучной фамилией – именно тот, кого завербовал Ицхак Соломонович. Но поведение этого приезжего в любом случае вызывало вопросы.

Дикенсон работал на ЦРУ, это следовало принять как аксиому. Если приезжий – обычный механик-водитель без камня за пазухой, почему он сразу не связался с сеньором Алонзо, как было условлено? Хорошо, допустим, он решил сначала насладиться пребыванием в таком экзотическом месте, как Каракас, морем, пальмами и всем прочим. Но на кой дьявол простому танкисту понадобилось бюро «Ассошиэйтед Пресс»?

Если, как предполагал генерал Моралес, этот русский являлся не только водителем танка, но по совместительству еще и шпионом, зачем ему Дикенсон и ЦРУ? Ведь эта история явно не относится к разряду тех, которыми России стоило бы гордиться, которые ее руководству хотелось бы обнародовать. Такие дела решаются тихо, за закрытыми дверями, их принято тщательно скрывать от резидентов иностранных разведок и, тем более, от прессы, которая хуже любой шпионской сети. Какое может быть сотрудничество с ЦРУ, когда речь идет о размещении прямо под боком у США, в не особо дружественной по отношению к этой сверхдержаве Венесуэле, современного танкового завода?

А если этот русский не имеет никакого отношения к Ицхаку Вейсману, он вдвойне любопытный тип. Потому что в бюро «Ассошиэйтед Пресс» невозможно зайти, ошибившись дверью, и на свободного фотокорреспондента, живущего продажей разным изданиям сделанных из засады снимков, этот человек не похож – по крайней мере, во время таможенного досмотра камеры при нем не было. Так кто он, черт побери, такой?

Ответ представлялся очевидным: кто угодно, но только не простой турист, за которого пытается сойти.

Генерал Моралес все еще ломал голову, пытаясь понять, не является ли предмет его раздумий подсадной уткой, посланной русскими спецслужбами в Каракас исключительно затем, чтобы отвлечь на себя внимание и дать кому-то другому шанс незамеченным подобраться к заводу, когда от группы наружного наблюдения поступило новое сообщение.

Смысл сообщения был прост и сводился всего к двум словам: русский исчез.

Как это случилось, никто не понял. Была вторая половина дня, солнце едва-едва миновало зенит и начало клониться к горизонту. Рослый, одетый в белые тропические брюки и яркую рубашку навыпуск турист из России спокойно шел по оживленной центральной улице, заметно выделяясь из толпы своим ростом, по-европейски бледным цветом кожи и купленной на уличном рынке широкополой панамой того фасона и расцветки, по которым туриста можно отличить от местных на расстоянии километра. Он двигался неторопливо, то и дело задерживаясь у витрин магазинов, чтобы поглазеть на разложенные там товары, и прицениваясь к пестрому барахлу, которое норовили всучить ему уличные торговцы. Поскольку предполагалось, что это не просто турист, а человек, получивший специальную подготовку, следить за ним отправили грамотных, хорошо обученных профессионалов, которые – как, опять же, предполагалось, – могли составить достойную конкуренцию хоть самому Джеймсу Бонду.

И, если правильность первого предположения так и осталась под вопросом, то второе, насчет профессионализма, достойной конкуренции и так далее, пришлось признать ошибочным. Прямо на глазах у всей группы наружного наблюдения русский вдруг пропал – просто исчез, как будто был коллективной галлюцинацией или голографическим изображением, от которого не остается и следа, стоит лишь выключить проектор.

Меры, принятые к отысканию пропавшего объекта наблюдения, желаемого результата не дали. Генерал Моралес взял ситуацию под личный контроль, но, объявляя о своем решении возглавить поиски, понимал, что это бесполезно: с таким же успехом можно пытаться контролировать вращение Земли или, скажем, миграцию насекомых. Смирив гордыню, сеньор Алонзо встретился с начальником каракасского бюро «Ассошиэйтед Пресс» Дикенсоном и после получасовой беседы ни о чем задал вопрос, ради которого пошел на это унижение: что делал в бюро русский турист?

Дикенсон очень достоверно изобразил полнейшее недоумение и любезно обещал во всем разобраться. К удивлению генерала, слово свое он сдержал: позвонил буквально через час после встречи и подтвердил, что человек из России действительно заходил в офис, чтобы встретиться с одним из сотрудников – вернее, сотрудницей, семья которой эмигрировала из России в США в конце семидесятых годов прошлого века. В Москве у мисс Спивак остались родственники, которые, узнав, что их знакомый отправляется в Венесуэлу, просили передать ей весточку и небольшой сувенир. Мисс Спивак, добавил Дикенсон, готова в любой момент встретиться с сеньором генералом, чтобы ответить на его вопросы и, если понадобится, дать письменные показания. Упомянутый сувенир также может быть предъявлен для осмотра; словом, в этом вопросе сеньор Моралес может целиком и полностью рассчитывать на сотрудничество и понимание со стороны мистера Дикенсона и его подчиненных. А в чем, собственно, дело?

Объяснять этому матерому шпиону, в чем дело, сеньор Алонзо, разумеется, не стал. Он сказал, что в показаниях мисс Спивак пока нет необходимости, поблагодарил Дикенсона за оказанную помощь и положил трубку, уверенный, что слова американца не содержали ничего, кроме заведомой лжи. Ясно было, что мисс Спивак существует и готова повторить болтовню своего шефа в любой форме – хоть устно, хоть письменно, хоть на языке жестов. Сувенир, какое-нибудь грошовое колечко или потертая бумажная иконка, у этих ловкачей тоже приготовлен; уличить их во лжи не удастся, а правду можно вырвать разве что пытками, применить которые в данном случае генерал, увы, не имел права – по крайней мере, пока.