Русская рулетка. Заметки на полях новейшей истории - Владимир Рудольфович Соловьев

– Но если бы быстрее вас назначили…

– Если бы в апреле меня назначили, может быть, небыло бы дефолта…

– А почему вас не назначили премьером? Ельцин сильно не любит?

– Ну кто же меня любит вообще?

Почему вы всегда так жестко настаиваете на своей позиции?

– Потому что она правильная.

– Вы уверены, что вы не скатитесь в жуткий диктат, став, например, президентом страны? Вы сможете себя ограничить?

– В России странная система управления министерствами, когда один человек решает все. Я всегда совещался, всегда пытался найти лучшее решение, собирал людей и говорил: "То, что это нельзя сделать, я сам знаю. Вы придумайте мне как".

И всегда старался опираться на конкретных людей. С другой стороны, я, безусловно, буду очень жестким президентом. Если ты принимаешь решение, то ты его обязан выполнить. Нет смысла принимать постановления правительства, заранее зная, что не выполнишь. Нет смысла повышать пенсии, если ты их не выплатишь. Я считаю, что это просто нечестно. Поэтому я за жесткую власть, за сильное государство, но абсолютно в рамках закона, с демократическими процедурами, с выборами, без любых попыток давления на прессу, на средства массовой информации.

Даже если иногда мне не нравится, что про меня говорят.

– Не кажется ли вам, что, к сожалению, народ не идет голосовать за вас именно потому, что за вашим образованием, за вашим блестящим ораторским искусством, за мощью интеллекта и духа подозревает недостаток милосердия?

– Потому что люди меня не знают. В этом смысле, конечно, я допустил политическую ошибку… Плохой я политик.

– Но вы, ваше движение набрало на выборах в Думу полтора миллиона голосов. Почти прошли в Думу! Разве это мало для первого раза?

– Не смог избирателям объяснить, кто я такой, раскрыть все нюансы характера и свою позицию по многим вопросам. Когда приезжаешь на встречи, многие удивляются, говорят: вы совсем другой, чем по телевизору, вроде вы нормальный…

– Народ ведь любит сердцем. А вы обращаетесь к его разуму. И вы говорите народу: "Ну, посмотрите сами, посчитайте".

А он отвечает вежливо: "А считать – это как? Ща, Боря, подожди, ща вот похмел пройдет, и мы посчитаем".

Ведь ощущение, что вы с ним говорите на разных языках и живете в разных странах.

– Наверно, в этом я виноват… Кто чиновником долго был, тот без костюма и галстука уже чувствует себя не в своей тарелке. Буду исправляться. Надо быть ближе к народу.

– А кем хочется быть? Хочется быть премьер-министром или президентом? Папой всей страны? Директором вселенной?

– Когда я шел в налоговую службу, у меня было твердое желание хотя бы года два продержаться. Провести налоговую реформу. Показать, что налоги в России собираемы, что денег полно на самом деле. Если я смогу попасть в губернаторы Московской области, то чем меня это привлекает прежде всего?

– Конкретикой…

– Что у меня будет четыре года абсолютно конкретно. А лучше восемь. Я был уже и министром финансов, и вице-премьером, и за границей поработал. В принципе я могу лекции всю жизнь читать, хватает. Поэтому не так важно, как называется должность, главное, чтобы было абсолютно конкретное дело. Чтобы я имел возможность что-то изменить к лучшему. В народе могут говорить: ну что там Федоров сделал для страны? Девяносто девять процентов, конечно, не знают ничего.

Но я импортные дотации уничтожил, а рубль стали принимать везде – и это с моей подачи, я дрался за это. Я уничтожил кредиты странам СНГ, сэкономил несколько миллиардов долларов. Конечно, мне никто памятник не поставит и медаль не даст. И спасибо не скажут. Наоборот, только пинка дадут. Но тем не менее я знаю, что я спас эти деньги. Я вижу в этом какую-то самореализацию, я все равно счастливый человек.

А чтобы рваться в премьер-министры или президенты, надо иметь большой опыт руководства. А мой опыт, я считаю, еще недостаточен. Поэтому я никуда не рвусь.

‹14 октября 1999 г.›

– Ирина! Вас обожают мужчины за то, что вы красивая, честная, умная. Многие женщины вас, наверное, за это же недолюбливают… Многие политики в федеральном правительстве считают, что вы чужак, всегда были чужаком и останетесь. Имея в виду, быть может, необычность семьи. Но прежде всего – что вы не играете в их игры. Насколько я могу судить, вы человек, который не верит в игры общества и не играет в ритуалы общества. Вы живете по своим внутренним законам. Вы никого не обманываете. Просто есть правила, в которые вы играете, и правила, в которые вы не играете. В какие правила вы играете, Ирина?

– Мне, по-моему, пора уходить…

– А что так?

– Потому что все! Это было классно. А вдруг я скажу что-нибудь неправильно, и весь тот образ, который вы создали…

– Но образ правдивый?

– Мне кажется, вы угадали. И вы, может быть, первый человек, который угадал. А какие правила? Они очень простые. Первое правило – сохранить себя, свой внутренний мир при любых условиях, самых жестких. Второе правило – жить по жизни.

Не надо никого и ничего ломать. Нужно найти здравое зерно и сделать все, чтобы оно победило.

– Получается, в политике вы редкий представитель политики здравого смысла?

– Надеюсь, что так.

– Вы не любите олигархов, не любите государственных чиновников, и именно вам принадлежит формулировка, что мы живем в стране победившего чиновничьего капитализма. А с другой стороны, они почему-то вас терпят. Вы им говорите в лицо все, что думаете, а они это терпят. Почему? Я думаю, во-первых, потому, что я говорю это очень интеллигентно. Во-вторых, я говорю это постоянно. То есть бесполезно пытаться задавить меня и заставить сказать нечто другое. В-третьих, я некий символ. Ну, если есть такой человек рядом, значит, мы ребята приличные: видите, позволяем ей чего-то говорить. А в-четвертых, они не верят, что я победитель. Считают: пусть говорит. Все равно она не возьмет всю власть.

– Вам нужна вся власть?

– Да. Я считаю, что таким, как я, нужна вся власть, потому что когда ее немного, ничего не получается. Но я, наверное, один из немногих политиков, которые в силу инстинктов, а не прочитанных книжек тотчас бы уменьшили всю свою власть до невероятных, маленьких размеров.

– Ирина, а есть какие-то обстоятельства в жизни, которые заставят вас сказать: "Больше я не хочу заниматься политикой, бизнесом. Я была избрана депутатом, я им говорила, они меня не поняли. Бог с ним, с этим народом".

Такое может быть?

– Это касается только политики. Потому что бизнес – это способ самореализации, и, слава богу, Россия уже позволяет это делать.

– По-моему, опять не позволяет…

– По-моему, остановить процесс уже невозможно. А что касается политики, я не буду торчать в ней до бесконечности.