Хроника смертельного лета - Юлия Терехова

– После осмотра места происшествия, – поправил ее Виктор.

– Да. Так вот – помните подарки на китайском столике в гостиной?

– Помню, – кивнул Зубов.

– Так вот, – повторила Анна и наконец выпалила: – Со столика пропал шелковый клетчатый шарф, который Антону подарила Катрин.

Опера потеряли дар речи.

– Вы не подумайте, – смущенно зачастила Анна скороговоркой, – что я кого-то обвиняю в воровстве. Может, его… как это называется… забрали, в качестве вещественного доказательства?

– Изъяли как вещдок? – поправил ее Зубов. – Нет, мы его не изымали, он же не имеет отношения к преступлению.

– Простите, – совсем смешалась Анна, – наверно… Хотя что – наверно?

– А кто были понятыми при осмотре? – спросил Глинский.

– Домработница наших соседей и дворник, – сказал Анна.

– Так вероятно, понятые стащили? – предположил Зубов.

Анна покраснела.

– Помилуйте, не может быть. Она такая милая и Фархад тоже – честнейший парень… Да бог с ним, с шарфом, наверно, сама засунула куда-нибудь…

– Если хотите, мы их тряхнем, – предложил Глинский.

– Упаси Бог, – замахала Анна на него обеими руками, – как я потом людям буду в глаза смотреть…

– Мне кажется, она что-то недоговаривает, – констатировал Зубов, когда они вышли из квартиры. – У тебя нет такого впечатления?

Виктор задумался.

– А мне кажется, что она переживает не только из-за Полины Стрельниковой. И эти ее байки о том, что она скучает по друзьям – тоже сплошное фуфло. Здесь что-то еще. Неспроста она такая нервная и беспокойная. А что это за хрень с шарфиком? Ты понял что-нибудь?

– Ну да, ну да, – кивнул майор, – полная хрень.

Зубов продолжил:

– Итак, у Ланского алиби на 22 июня, весьма сомнительное, правда. Она сама призналась, что пьет снотворное лошадиными дозами. Кстати, если все же Орлов не врет, – сменил он тему, – то остаются Рыков и Кортес. Давай разделимся. Ты поезжай к Рыкову, а я отправлюсь к испанцу…

Мигель оказался дома, невыспавшийся после ночи на работе. Смуглое лицо покрывала темная щетина, воспаленные глаза устало щурились.

Это был дом холостяка. Несмотря на порядок в комнате и отсутствие грязной посуды на кухне, на всем лежала печать неухоженности – недостаток уюта, который может создать только женская рука. Просторная студия на Ленинском проспекте была стильно обставлена, в баре красовался приличный выбор спиртного, а на стене – большая фотография – вся компания, веселая и беззаботная, на фоне живописного осеннего леса. Красивые лица, сияющие от счастья, искренние улыбки. Трудно представить, что кого-то из них терзают инфернальные чувства.

Зубов разглядывал фотографию. Мигель стоял у него за спиной, сунув руки в карманы и раскачиваясь взад-вперед.

– Хорошая картинка, – одобрительно высказался майор спустя некоторое время. Мигель многозначительно хмыкнул, а затем пробормотал:

– Если друг оказался вдруг… и не друг, и не враг – а так…

– Кого это вы имеете в виду? – спросил майор.

– Никого конкретно, – ответил тот. – Согласитесь, эта фотография как нельзя лучше говорит о том, что в мире нет ничего постоянного.

«Чрезвычайно свежая мысль», – подумал Зубов, а вслух произнес:

– Все проходит со временем… Не унывайте.

– Ну, вы, наверное, сюда пришли не для того, чтобы ободрить меня, – пренебрежительно откликнулся Мигель. – Что вы хотели?

– Я хотел, чтобы вы сообщили о вашем местонахождении в ночь с двадцать второго на двадцать третье июня, – сказал майор.

Мигель нахмурился:

– Я не буду спрашивать, зачем вам, хотя наверняка что-то случилось.

Майор кивнул и приказал:

– Вспоминайте!

– Это ведь ночь со вторника на среду, так? – Мигель даже не задумался. – Могу сказать совершенно точно. Ночной клуб «Ривьера». Всю ночь напролет пил.

– В компании?

– Да нет, один, – Мигель зевнул, – как же спать хочется! Вы не возражаете против кофе, господин майор? А то я сейчас точно засну.

– Выпью, – кивнул Зубов.

– Тогда пойдемте на кухню, – Мигель сделал приглашающий жест. Через несколько минут кофе-машина услужливо приготовила два крепких эспрессо. Мигель поставил перед Зубовым чашку и подвинул ему сахарницу – сам он пил без молока и сахара.

– Итак, пили в одиночестве? – без особого доверия поинтересовался Зубов. – Что так?

– Увы, была причина…

– Можно узнать – какая?

– Нельзя, – отрезал Мигель, – сугубо личная, уверяю вас.

– К сожалению, ситуация такова, что я обязан вникать во все личные причины, – мягко произнес майор, – случилось нечто…

Он замолк. Мигель с плохо скрываемым любопытством взглянул в его сторону.

– Нечто? – переспросил он. – Можно узнать, что?

– Я вам объясню. Но сначала скажите мне, вы знали Ольгу Вешнякову?

– Знал, – прямо ответил Мигель, – и знал неплохо. Орлов начал встречаться с ней еще в школе. Ольга была недурна, но мне никогда не нравилась.

– Почему? – удивился Зубов.

Мигель скорчил гримасу, словно хлебнул уксуса.

– Откуда я знаю – почему? Не нравилась – и все. Но может, вам будет интересно – именно я лишил ее девственности.

– Неужели? – Зубов порадовался, что не успел вывалить на Кортеса известие о смерти Вешняковой. – Действительно, интересно. Как такое могло случиться?

– Элементарно. Это произошло вскоре после того, как мы познакомились в девяносто третьем. На новогодней вечеринке Орлов нажрался вдрабадан и вырубился. Олечка к тому моменту тоже хорошо набралась. Оставалось чуть-чуть добавить. Что я и сделал – влил в нее стакан коньяка. А потом отвел ее в ванную и… Назло Орлову.

– Назло Орлову – и только? Чем он вам так насолил?

– Да как вам сказать, ничем конкретно. Но обстоятельства, при которых мы с ним впервые встретились – всего за несколько месяцев до того – дали мне право поступить так, как я поступил.

– Любопытно. Расскажете?

– Рассказывать особо нечего. В октябре девяносто третьего, когда на улицах стреляли – помните? – вашего покорного слугу задела шальная пуля. Серж и Олег подобрали меня на Новом Арбате и отнесли к Орлову домой. Ну, Серж, понятно, долг свой исполнял, он у нас всегда был упертым героем. Олег ему в рот смотрел, уж не знаю, по какой причине. А Орлов, равнодушная скотина, сидел на диване и смотрел, как я истекаю кровью, – Мигель сжал зубы. – Да пошел он… Скажу только, что когда увидел рядом с этим самовлюбленным субъектом хорошенькую молоденькую девочку, а Ольга, по-моему, тогда еще в школе училась, то решил – какого черта?