Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды - Ира Аллор

Опять — вернулся. В который раз? Теперь — из Средиземья? Один? А остальные Истари? А лицо — как тогда, после приведения в исполнение приговора Эру и Манвэ… Что стряслось с ним в Забытых землях?

Ауле крепко обнял хрупкие плечи майа, Тот был словно каменный — но Вала, знавший душу камня, чувствовал дрожь, словно перед обвалом.

Вала с усилием усадил нежданного уже посетителя на скамью. Махнул рукой в сторону подмастерьев-нолдор — те, сложив инструмент, тихо удалились, незаметно косясь на гостя.

— Наконец-то ты вернулся! — Ауле вглядывался в лицо Курумо, боясь расспрашивать.

— Рад тебя видеть, — негромко сказал майа. — Как ты, Учитель?

— Как всегда, как и положено Блаженному Вале — дивно. — Ауле широко улыбнулся — растянул углы губ. — Работаем потихоньку. А ты-то — как? — все же не выдержал он.

— Никак. То есть хорошо. Вот вернулся.

— И прямо ко мне?

— Нет, был у Манвэ и — у новых майар.

— Эльдин с Аллором?

— Ага. Они тебе что-то передать хотели, но… меня к Манвэ вызвали.

— Понятно. — Ауле слегка нахмурился, в глазах появилась тревога. — А что — Манвэ?

— Что… Разнос учинил… — пожал плечами Курумо.

— И что еще ему надо?

— Пока — ничего. Если что — вызовет.

Курумо сделал рукой в воздухе реверансивное движение. Потом зло стукнул кулаком по колену. Ауле беспомощно развел руками:

— Ну что, будем дальше жить?

— А есть другие варианты?

Великий Кузнец, не оборачиваясь, на ощупь вытянул из-под лавки бутылку. Молча кивнул на полку, где стояли вразнобой несколько кубков. Курумо снял пару, Ауле протер их рукавом и разлил поровну точной рукой Мастера:

— Ну что, понеслись?..

— А как ты к новым майар попал? — спросил Ауле чуть погодя.

— В Залах встретились. — В лице Курумо было нечто, не располагающее к выяснению подробностей его попадания в Мандос. — Странные они — не темные, не светлые. А у тебя они что, часто бывают?

— Заходят. Терпения особого нет, зато идеи… Я вот эскиз от него и жду — ничего, занесет позже.

— А что-нибудь посмотреть можно?

Ауле достал с полки несколько набросков: легкие конструкции, асимметричные формы, заостренные контуры — казалось, они просто замерзли на лету, не успев понять, что с ними произошло.

В руках у Кузнеца появилась диадема, соединенная с подобием ожерелья и сложной системой браслетов.

— Помнишь, ты когда-то выбросить собирался?

Курумо с некоторым трудом узнал некогда выкованную заготовку: то, что казалось ему застывшим, зашедшим в тупик, — ожило. Несколько небрежно, на первый взгляд, присоединенных элементов, связанных под причудливыми углами друг с другом, подчеркнули и словно разбудили изначально присущий этой вещи характер — то, что смутно ощущал, но не смог показать ученик Ауле. Он с некоторой завистью бережно отложил украшение.

— Дурак Артано, что потерял его, — пробормотал он, — они же оба видят Красоту. — Майа вздохнул.

— С такими оригиналами не враз уживешься, — усмехнулся Ауле. — Ты на это глянь.

Курумо повернулся туда, куда показывал взглядом Мастер, и только покачал головой — в крупном горшке с металлической стружкой рос поблескивающий куст, цепляющийся шипами вороненой стали за выбоины в стене. Несколько распустившихся цветков отливали багровым оттенком остывающего металла.

— Это что, живое?

— Вроде того. От цветочков, правда, прикуривать можно. А еще его желательно поливать — кузнечным маслом раз в неделю. — Ауле грустно подпер щеку кулаком. — Наверное, кусты — не саламандра, — пробормотал он.

— То есть?

— Так, ничего. Живность не может быть в огне, такого в Замысле нет. А это — видимо, на грани дозволенного. По дозволенную сторону все же.

— Это тоже — они?

— А кто еще? Так, магией баловались. То полчаса возятся, чтобы огонь разжечь, к чарам, видите ли, неохота прибегать, а то что-то вот такое забавы ради измыслят — учатся, мол. Что угодно с ног на голову поставят. Он и с кольцом, поди, в свое время так же развлекался.

Курумо вспомнил приспособление под чайник и невесело усмехнулся:

— Как им удается так резвиться — безнаказанно?

— Они, похоже, у самого Манвэ в любимчиках.

— Да уж, сегодня с Эонвэ как с лучшим приятелем болтали. А вроде — приличная публика…

Ауле кашлянул — загнул же его Ученик.

Они долго сидели в тот вечер — как когда-то. Пили, не считая — в бешеном темпе — как сложилось уже давно. Бывшему главе Белого Совета было о чем рассказать — правда, не все хотелось вспоминать. Ауле не настаивал — просто смотрел на своего ученика, вглядываясь понезаметней в точеные острые черты, ставшие резче, глаза — два черных провала. Жалость и потаенная радость мешались в душе Валы: Курумо стал частью его, связь между создавшим и созданным, бывшая для остальных естественным даром (или — проклятием?), у них выстраивалась словно по кирпичику («Прямо как у людей», — подумал Кузнец), — и потому казалась чем-то невероятно хрупким и ценным.

— Ступай, отдохни, — сказал наконец Ауле, глядя на углубившиеся тени под глазами майа. Тот послушно поднялся:

— Куда пройти?

— Как — куда? К тебе — в твои покои. Домой, короче. Курумо опустился на колени, пряча лицо за черными прядями волос.

— Спасибо, Учитель, — сдавленно прошептал он. Ауле опустился рядом.

— Ну что ты? — и положил руку ему на плечо. Того снова била дрожь. Кузнец не без усилия поставил майа на ноги:

— Спокойной ночи, Ученик.

— Спокойной ночи, Мастер. — Курумо, словно на ощупь, коснулся двери, толкнул ее и медленно вышел.

Ауле, проводив его взглядом, снова уставился в огонь, наблюдая пляску языков пламени.

Курумо вошел в комнату, отведенную ему еще в Предначальную эпоху. Дом? Да, наверное. Его книги, какие-то немногие вещи, почему-то сохраненные. На столе возникло свечение, из которого соткалась пепельница. Изящная, удобная.

Курумо невольно улыбнулся, повернувшись в сторону, где сейчас мог находиться Ауле.

«Спасибо, Учитель», — как можно отчетливей подумал он.

Когда неясное движение, только его сверхчутьем уловимое, повторилось еще раз, Манвэ не выдержал. Точнее, позволил себе обеспокоиться. Если один раз можно было думать, что показалось (впрочем, что может показаться Айну — да, наваждение, как же…) или что неправильно понял, то сейчас? Что-то не так. Такого еще не было. И где — в чертогах Ниэнны, точнее… да, там, где Врата! Ничего себе тихоня — Скорбящая Валиэ. Хотя она-то как раз и может учудить нечто нежданное и, пожалуй, не побоится. Надо разобраться — пока не стало поздно. Что ей сказать? Ниэнну Повелитель Арды уважал, но общаться с нею было тяжело — у нее была своя правда, от его, Короля, правды отличная. Чем дальше, тем больше отдалялись они — она не показывалась в Ильмарин уже давно. Собственно, как и остальные Феантури, отошедшие от светской жизни Валмара Многозвенного. Когда-то они были близки. А сейчас… Посоветоваться бы с Вардой…