Стеклобой - Михаил Перловский

— Совершенно верно, — Макс не двигался с места, и если бы Романов не знал его тридцать лет, он решил бы, что тот напуган. Но Романов тридцать лет его знал, и эта неподвижность означала крайнюю концентрацию внимания и собранность мысли.

— То есть даром, бесплатно? — двойник Романова хитро ухмыльнулся.

— Я расплатился потраченным временем, — Макс быстрым движением поправил очки.

— Так чего же ты желаешь в таком случае? — двойник развел руками, снова картинно обернувшись в зал, как будто ожидал ответа от пустых кресел.

— Обсудить сферы влияния, — проговорил Макс и подошел ближе. — Мне нужен договор.

— Увы, здесь нечего обсуждать, и у тебя нет никакого влияния, тем более сфер, — двойник скривился, и Романов отвернулся, не выдержав этого зрелища. — Ты опять ошибся. Как скверный синоптик — твои исследования верны, но лишь наполовину, и не действуют там, где ты предсказывал смерч и самум. Как всегда, очень самонадеянно, нагло и глупо, Максим. Хоть ты и переколотил с помощью своих молодцов все стекла в округе, чтобы изолировать клуб от моего влияния, это не помогло.

— Полагаю, не так уж я и ошибся, раз вы соизволили посетить меня. Ранее вы не удостаивали меня своими визитами.

— А я и сейчас не удостаиваю, Максим. Я лишь желаю воссоединиться с этим предметом. Тебе он ни к чему, и не тебе он принадлежит. А владельца я, пожалуй, подожду, — двойник подошел к зеркалу и похлопал себя по щеке, — владелец еще, может быть, завоюет мой интерес. Сюда я пришел в рабочем, так сказать, костюме — пришлось повоевать на улицах от имени его хозяина, в воспитательных целях, — Романов услышал, как Беган-Богацкий заерзал в своем углу, что-то лепеча, и жестом заставил его замолчать.

— Но я вижу по твоим глазам, что не прогадал с нарядом, попал в точку. Больное место, да, Максим? Давно, кстати, хотел спросить, зачем ты так поступил с ним в то лето в деревне Вишнёвая? Зачем?

Романов нахмурился, и сигарета обожгла его пальцы.

— А это не ваше дело, — Макс смотрел двойнику в лицо.

— Мое. Присмотрись, с кем ты говоришь. Это дело мое. Ты же предал меня, — двойник больше не улыбался.

— Перестаньте кривляться, любезный! — раздался высокий надтреснутый голос, и Романов увидел стоящую в дверях Александрию Петровну.

— Сколько лет вы практикуете свои выходки, должно было надоесть, — ее интонации опять напоминали учительские.

— Нет, нисколько. Каждый раз обожаю смотреть, как сердечко у фигурантов дела колотится. А надоело мне ваше лицо — бесцветное, недовольное, холодное, с пустыми глазами, превращающее любое место в склеп, — зло проговорил двойник.

— Значит, я вовремя, — она прошла вглубь зала, присела на кресло в первом ряду и откинула черную вуаль шляпки. — Не обращайте на этот фарс внимания, Максим Юрьевич.

— Я сам разберусь, Александрия Петровна, — огрызнулся тот. — У нас с вами были четкие договоренности. И в них вашего визита по ходу эксперимента не значится.

— Я вам не доверяю, — она достала из саквояжа сигарету и мундштук, щелкнула зажигалкой. — И хочу увидеть исход дела собственными глазами. Если хотите, я ваш акционер, желаю наблюдать ход торгов. От него зависит моя жизнь, и я многое отдала, чтобы вы могли сейчас разбираться самостоятельно. И другой попытки, в отличие от вас, у меня не будет. Продолжайте же, — она повелительно махнула рукой и выпустила струю дыма, серебристого в свете софита.

— Дорогая, никакого исхода дела не будет, — фигура в плаще уселась на край сцены. — Пока, во всяком случае. Для чего вы связались с этим мелочным типом? Вы не способны предполжить, что случится, если он получит безграничные возможности? Вы помогаете ему стать у руля, зная все? — он махнул рукой в сторону Макса. — Вы отчаялись и цепляетесь за жизнь. Но послушайте свое сердце, вы устали на службе. Я не выгоняю вас, я вас провожаю. А вы все не уходите и не уходите. Ваша пыльная канцелярия скоро задушит все вокруг. Протоколы, квитанции, журналы посещений и бланки регистрации — что это, по вашему? Это же страх! Страх, что все изменилось и рвануло вперед. Но изменяться вы не желаете, а желаете сдержать когтистой рукой карету современности. Голубушка, да на деле вы хотите на свободу, быть обычным человеком, прожить свои лучшие годы в покое без жадных людей и пыльных картотек. Сдавайтесь, дорогая.

— Я отдала этим людям жизнь, — отчеканила она, — и вот как вы со мной расплачиваетесь!

Романов не мог этого видеть, но хорошо представлял, как ее пальцы побелели под кожей перчаток, вцепившись в ручки кресла, а губы сжались в нитку.

— И напрасно! Вас никто не просил об этом! Вы сами лишили себя жизни, оставшись навеки с ленивыми и жестокими людьми, — он обвел рукой пустые ряды, — и лучше эти люди не стали, уверяю вас, здесь специальное место для таких, других пациентов для нас с вами нет. Мне, конечно, жаль, что я разлучил вас с вашим юным литератором, — последнее слово он проговорил нараспев и вдруг принялся декламировать басом:

— Ах, юноша с черными глазами и прохладной фамилией! Но, помилуйте, он был плохим поэтом, — фигура в плаще проговорила эти слова шепотом, прикрывая рот ладонью.

Романов заметил, что в двойника полетело что-то черное, просвистело над ухом и упало, гулко прокатившись по сцене.

— Помилуйте, к чему хулиганить? — он поднялся. — Кстати, Максим, эта дама выпустила вашего друга из тюрьмы. Она еще не решила, с кем ей будет выгоднее остаться. Но она будет уволена, и весьма скоро, — он поднялся, хлопнул в ладоши и совершенно не по-романовски потер руки.

— Итак, дамы и господа, разговор с вами я считаю законченным. Собственно, я пришел сюда за этим предметом, — он снова подошел к зеркалу. — Вы, любезная, проявили самодурство — похитили чужую собственность и вручили ее первой попавшейся сопливой девчонке Варваре. Даром! А она возьми да увези его. Целых семьдесят лет пришлось провести в разлуке. Теперь оно благодаря Дмитрию Сергеевичу вернулось ко мне, — он погладил зеркало по раме и обернулся к Максу: — Да, к слову, твое желание, Максим, официально считается загаданным. И бонус ты получишь в лучшем виде. Да-да, помехи и неточности. С сегодняшнего дня я буду видеться с тобой каждый день, но ты никогда не будешь знать, в чьем именно облике я появлюсь…

— А с чего вы взяли, что заберете зеркало? — перебил Макс. На фигуру Романова он даже не смотрел, а продолжал раскачиваться на носках у края сцены. — Я намерен продолжить свои эксперименты. Насколько я понимаю, облик вы выбрали не самый удачный. За этим человеком, — он указал пальцем на двойника, — идет охота, и я с удовольствием предложу им его копию, — Макс тоже подошел к зеркалу и крепко ухватил его раму, закрыв глаза одному из оленей.