Экспансия - Александр Авраменко

Но рыцарь аккуратно высвободил одежду из её руки, взглянул сурово:

– Милостыню просить не приучен уж, извини. Хотел тебе спасибо сказать, что приютила сироту, воспитала. Да, смотрю… – Махнул рукой.

Вышел во двор, осмотрелся: опять никого. Что за чудеса? И направился обратно к причалу. Уж там-то ему точно скажут, где переночевать можно.

Так и вышло. Городской старшина его в домике гостевом у себя на дворе устроил. Пусть крохотном, зато никому не мешает. А вечером сын прибежал обратно звать. Мол, мама разрешила. Но Алекс отмахнулся – он, в конце концов, не нищий. Да и не хочет, чтобы из жалости его куда-то пускали. Крыша есть, и ладно. В конце концов, куда хуже бывало в той же Святой земле.

Переночевал, а утром в обратный путь двинулся. Договорился с одним купцом, что назад в Торжок с грузом рыбы отправлялся. Котомку свою забрал, сел на корабль и уехал.

Чего сыну мешать? Он в рыбацком городке дома. Тут у него и родня новая, и друзья, и знакомые. А отец, что отец? Мало они ещё друг друга знают. Но вот задуматься надо. Действительно, живёт он в слободе, где воины поселены. Хотя домик стоит дёшево. Только где покупать? В самой столице или в том же Торжке Старом или Новом? Или ещё куда податься? Пока до города портового добирался, определился: возьмёт он себе жильё в Жарком граде, что по пути в Тауантинсуйу. Там и тепло, кости ломаные и больные болеть не будут, и люди добрые. Когда ездил с поручением, познакомился. Да и земли неплохие. В отставку выйдет, можно будет себе и усадьбу завести. А пока – дом. Начнём с малого…

Времени до отправления на новую службу ещё много оставалось, потому, по прибытии в Торжок, как расплатился, нанял коня на станции и рванул туда, где решил осесть. За три недели добрался не особо спеша, устроился на постоялом дворе, приценился через чиновников к жилищу – выбрал себе большой светлый дом недалеко от города, вместе с землями. Дар-то бывшему тамплиеру щедро платил. Ну и купил сразу. Нанял работников, те земли расчистили, пахать начали, каналы оросительные проводить. Приехал с проверкой пернатый чиновник, посмотрел, как тамплиер хозяйствует, хмыкнул, уехал. Почему пернатый? Так он инка родом. А те всегда на голове свои шапки, перьями изукрашенные, таскают.

Потом приехали от него люди, объявили: мол, раз ты землю облагораживаешь, послабление тебе в податях и помощь от государства. Пригнали сотню рабов, как раз тех арабов, что славы из Европы притащили, велели к делу пристроить. Ну, тут-то проблем не возникло. Рабы к жаре привычные, да и… Хоть и скрипнул зубами рыцарь, когда увидел пленников, да только, видать, отравлен он уже образом жизни славов. Не стал над ними измываться, просто нанял надсмотрщиков да заставил работать. Не на износ, а по совести. Сколь могут. И кормил нормально. Арабы добро, как ни странно, оценили, особенно когда сувенир увидели на стене его спальни – щит прежний, с восьмиконечным крестом, да доспехи европейского образца, рыцарские. Сообразили, как нелегко бывшему храмовнику к ним по-людски относиться. Не подличали втихомолку, работали честно.

Ну а там и время настало возвращаться. Приехал гонец, грамоту привёз – пора. Выступает армия через три недели, так что давай, десятник, служба зовёт. Пора империи долг отдавать за добро, за ласку, за приём. А кому хозяйство оставить? Недолго думая, поехал в Жаркий град, нашёл того пернатого служивого, пояснил, что к чему. Вызов на службу императорскую показал, попросил присмотреть за домом, за хозяйством. На всякий случай, мало ли чего, судьба у воинов разная бывает, оставил и завещание – в случае гибели всё сыну и его матери, Гудрун Сванссон. Чиновник при нём всё записал, в качестве свидетельства руку чернилами намазал, к пергаменту приложил. Потом в свиток скрутил, печатью запечатал и в особый шкапчик уложил. За помощь да за труды и полушки не взял. Таковы его обязанности, так сказал. И пожелал воину удачи в походе да вернуться живым и здоровым. Да ещё пообещал известить наследников по поводу распоряжения. Мол, тоже так положено. А Алекс коня оседлал и в путь-дорогу отправился. Пока ехал, удивлялся: все дороги войсками забиты. Идут и пешие, и конные, и на турах диких. Тащат огнебои большие. Маршируют отряды воинов нового строя, ручницами вооружённые. Огромная сила двинулась. И ведь не поверишь, что всего двадцать лет назад во всей империи едва тридцать тысяч воинов набиралось! Впрочем, тогда и само государство в два раза меньше было.

Прибыл в Славград, явился на двор, где его сотня службу несла. Доложился сотнику. Тот хмыкнул довольно, отправил в казарму. Неделю ждали срока условленного. Но скучать не пришлось: оружие в порядок приводили, вновь выданное из арсеналов. Коней приучали к себе новых, чёрных. Ибо испокон веков княжеская сотня только на вороных ездила. Да и так дел хватало. Каждый день надо Дара сопровождать. Он то в один лагерь, то в другой, то ещё куда. Ни минуты на месте не сидел. Но наконец час настал. Проревел рог воинский, ударили барабаны войны, засвистели флейты инков, и двинулась армия вторжения в поход.

Триста тысяч воинов. В десять раз больше, чем два десятилетия назад, смог набрать нынче император. И это не предел. Из них вооружённых огнебоями большими – пятьдесят тысяч при пяти сотнях пушек. С ручницами – сто тысяч пешцов. Крепкоруких, что сапёрные части составляют, – полсотни тысяч. Конницы лёгкой, тяжёлой и средней – пятьдесят тысяч. Остальные – пешцы старого строя: мечники, копейщики, стрелки из лука. Трое суток выдвигались колонны воинов из лагерей, что в окрестностях Славграда были разбиты, по дороге, в Торжок Новый ведущей. Оттуда пойдут корабли к далёким островам, повезут первые отряды, которым нужно будет захватить плацдармы на чужих землях. Остальные двинутся по Большой имперской дороге позже. Когда корабли флота вернутся за следующей партией воинов и животных. Моряки будут перебрасывать их на те земли, где решено устроить промежуточную базу для империи. Чтобы могла она добраться до любой точки, куда протянут свои руки христиане. Но это дело не одного года, и даже не десятилетия. Так что воевать теперь придётся много. Но экономика империи крепка, как никогда. Огромны и обильны поля, великанских размеров мастерские, неисчерпаемы рудники, и война не разорит гигантское государство. Только укрепит.

До Торжка Нового добирались месяц. Так, почитай, весь континент нужно было пересечь! И чем дольше шли, тем больше становилось порядка в колоннах воинских. Что фон Гейера удивило больше всего – ни больных, ни отставших, ни болезней не было. Вообще. Следовали обозы с лекарями, которые каждый вечер осмотры проводили. Кто себя плохо чувствовал, сразу лечили, поместив в большие повозки, которые сразу восемь – десять быков тащили. На таких телегах и бани походные шли, чтобы вечером можно было попариться, смыть с себя пыль дорожную, пот солёный. Туда же отдать грязную одёжу, получить новую, чистую, пропаренную и отглаженную. Кормили на диво. На каждое подразделение, на десяток – общий котёл, и каждый день мясо. Бывший тамплиер ни баней, ни мясом не брезговал. Он же в походе, а сказано в Завете, что кузнецы и те, кто на пути ратном, от поста освобождаются. Да и, по совести, всё реже и реже вспоминал Алекс Христа. Всё больше приглядывался к вере славов, слушал жрецов, что рассказывали о Троице Жизни, сравнивал, размышлял, и сравнение не в пользу Распятого Раба было. Но отрекаться пока от веры, в которой с детства воспитан был, не спешил. Хотя передумал много чего за время пути.