В объятиях дождя - Чарльз Мартин

Хоть я и устал, но надо было отправляться на поиски Мэтта. Я достал электрический фонарик и осветил верхушку водонапорной башни. Безрезультатно! Когда я добрался до ущелья, там было тихо и спокойно. Луна сияла так ярко, что я разглядел внизу алюминиевую лодку Рекса, покоящуюся на дне под ровной толщей кристально чистой воды. Я не думал, что Мэтт решил укрыться от мира в котле на скотобойне, но все-таки заглянул и туда. Котел был доверху наполнен холодной водой, а под ним серел остывший пепел. Оставалось лишь одно место, где мог укрыться Мэтт, и я направился к соснам.

Мэтт лежал у подножия креста в спальном мешке, положив голову на груду иголок. Одно плечо высовывалось из мешка: он улегся в него, не сняв костюма. Глаза его были широко открыты, и, увидев меня, он подтянул мешок к подбородку. Я выключил фонарик, лег напротив и стал смотреть вверх, на небо, сквозь густые ветви. Сосны здесь были старые, высокие. Было им приблизительно лет сорок. Я подложил ладони под голову, и еще несколько минут прошло в молчании. Мы смотрели на крест, сиявший в лунном свете. От холода изо рта шел пар. Рождество в этом году обещало быть холодным. Вскоре после полуночи я встал и начал ощупывать землю в поисках фонарика. Мэтт открыл глаза и, увидев, что я дрожу от холода, спустил «молнию» на своем спальном мешке, приподнялся, расстелил спальник поперек на груде иголок, залез под одну его половину и закрыл глаза. На нем по-прежнему были туфли, на руках – резиновые перчатки, а на ремне все еще висела бутылка с чистящей жидкостью. И я вспомнил наш дом, Рекса, поднимающегося по ступенькам и ведущего с собой темноволосого мальчика. Он втаскивает его в дом со словами: «Это Мэтью… Мэйсон. Очевидно, это мой сын…» Я вспомнил, как Мэтт играл в мои игрушки и построил из кубиков красочный дворец, а из простейших деталей сооружал свои сложные механизмы; как он сидел у мисс Эллы на коленях, а ванильное мороженое капало у него с подбородка и пальцев. Я вспомнил о похоронах мисс Эллы и его неожиданном появлении, о его всклокоченных, нечесаных волосах. После похорон он совсем перестал следить за собой. Несколько недель мы прожили вместе, я был раздражен – меня мучила безысходность. Я вспомнил, как быстро я принял тогда решение отвезти его в «Дубы», как посадил его в машину и высадил у порога, а потом уехал, не оглянувшись и, по сути дела, вычеркнув его из своей жизни. А ведь Мэтт был самым чистым, самым безвинным человеком из всех, кого я знал, но я большую часть своей взрослой жизни третировал его так же, как Рекс третировал меня. Именно там, под собственноручно отполированным им крестом, минувшее вновь предстало передо мной. И мне стало больно. Я лег рядом с Мэттом, спина к спине, упираясь головой в подножие креста.

«Спокойной ночи, мальчики».

Закрыв глаза, я вдруг услышал шепот: «Спокойной ночи, мисс Элла». Это был тот самый шепот, который я слышал тысячи раз, он доносился с нижней полки, когда она целовала нас, желая спокойной ночи. И этот же шепот я слышал, когда он попал мальчиком в больницу. И он же прозвучал над ее могилой. Слезы покатились по моим щекам, и я опять, как прежде, отключился от всех бед в материнских объятиях мисс Эллы.

Жизнь в Уэверли никогда не казалась нам прекрасной, Рекс делал для этого все возможное. Мы жили под гнетом туч, которые никогда не рассеивались и не уплывали прочь, и все-таки, хотя мы редко об этом вспоминали, на нашу долю выпадали и такие дни, когда вдруг сквозь мрак прорывались солнечные лучи и освещали наше существование. Думаю, это происходило не без вмешательства мисс Эллы, хотя тогда мы не могли оценить по достоинству ее роль в нашей жизни. Не думаю, что ей по силам было при всем своем могуществе изменить общее течение жизни, но осветить ее, хоть изредка, она могла.

Я проснулся с первыми лучами рассвета, но Мэтта уже не было рядом. Дымка оседала на ветви деревьев, что предвещало дождь, который действительно вскоре стал накрапывать.

Когда Мэтту было примерно десять, он решил, что надо докопаться в земле до Китая. В одном из популярных журналов он прочел, что если глубоко и долго копать в одном месте, то можно докопаться до страны, где живут китайцы. Мэтт вырезал эту статью, повесил ее на стенку и, по примеру Рекса, который начал раскапывать ущелье, приступил к собственным раскопкам. Он купил целый набор соответствующих инструментов и три недели летом копал боковой туннель. План был такой: окопать ущелье со всех сторон, затем опустить в отверстие сверло и пробурить толщу горной породы по прямой линии, оснастить путь в недра земли необходимыми опорами и сетью электрических лампочек, а также вентиляторами, которые будут качать воздух в эти недра. Мисс Элла поручила мне следить за тем, чтобы Мэтт не опаздывал на обед, и с каждым днем я все больше удивлялся тому, как ретиво он взялся за дело. Втайне я надеялся, что, может быть, он наткнется на золотую жилу, и мы сможем уговорить мисс Эллу бросить работу, а Рексу предложим удалиться из Уэверли навсегда. Золотой жилы он не обнаружил, и удовольствия послать Рекса подальше мы тоже не испытали, но тем не менее Мэтт все равно продолжал копать и пробурил туннель в 20 метров, а потом получил предупреждение о том, что ему грозит исключение из школы. Мэтт пообещал аккуратно посещать уроки, но в наступившем учебном году прочел другую статью, которая оспаривала гипотезу первой и утверждала, что можно докопаться лишь до Австралии или Испании, да и то существует опасность: смельчака может испепелить энергия земли.

Однако Мэтт упрямо мечтал дорыться именно до Китая, а раз это, увы, оказалось невозможным, то он поставил перед собой другие задачи.

…Я скатал спальник Мэтта и направился к ущелью, куда вели следы. Стоя на краю утеса, я очень удивился: Мэтт, оказывается, успел починить кабельный спуск, и теперь у всего оборудования был такой заманчивый вид: соскользнуть вниз казалось совершенно простым и легким делом – так же свободно скользят по льду конькобежцы.

Снизу, из шахты, доносился какой-то звук, как будто там работали киркой и лопатой, только звук был неритмичный, словно орудовал лудильщик, а не землекоп. Я спустился в туннель. Горела только одна лампочка, но свет отражался в нескольких зеркалах, и видимость была отличная. Здесь было тепло – от нагревателя, включенного в электрическую розетку, и работал вентилятор. Мэтт трудился, сняв рубашку, и довольно сильно вспотел, но таким образом он освобождался одновременно и от токсинов, и от медикаментов и производил впечатление человека выздоравливающего и набирающего силы.

– Доброе утро, – приветствовал я его.

Мэтт взглянул на меня, но промолчал и продолжал работать киркой.

– Ты в порядке?

Он оглянулся вокруг, словно я спросил кого-то еще, потом опять кивнул и вонзил кирку в довольно податливую почву. Я обошел вокруг и обратил внимание на освещение: оно было такое сильное, что даже тень здесь ничто не отбрасывало.

– Что ты делаешь?

Мэтт снова оглянулся вокруг, потом посмотрел в пространство за мной, потом на острие кирки и что-то потрогал испачканными в земле руками.

– Ищу самого себя! – и он всадил кирку поглубже, обо что-то сильно ею ударил, опустился на колени и стал обкапывать совком небольшой пятачок земли. Откинув крупный кусок кварца в сторону, Мэтт сел на корточки.