Ипостась - Вадим Панов

Могут ли одну мысль думать сразу несколько существ?

Мир – лишь мысль. Шанкар не желал думать о камере наблюдения. В его голове не было места подобной мысли. Поток сознания, непрерывно текущий в каждой из его голов – а их много, десятки, если не сотни, – легко справился с задачей: на этом доме нет никакой камеры наблюдения. И никогда не было. В ином мире, не принадлежащем Шанкару, может быть, и была, но не здесь.

Вот она – сила веры. Сила мысли.

Небольшой, покрашенный кем-то отвратительной серой краской короб камеры наблюдения медленно, словно сахар в горячей воде, растаял.

Одну мысль могут думать сколько угодно существ, несомненно, это так. Ведь на одну камеру наблюдения могут одновременно смотреть сколько угодно человек, и это никого не удивляет, не так ли? И существует ли эта камера, если о ней никто никогда не думал?

– Что случилось? – повторила вопрос Авани.

Она ничего не видела, для нее камеры никогда не было, только Шанкар – создатель и властитель этого мира – знал о том, что в иной ипостаси мироздания здесь висел стеклянный глаз всевидящей сети.

– Все хорошо, моя Шакти, – тихо произнес тхаг.

Авани вздрогнула, услышав в свой адрес подобное обращение, но возражать не стала. Она шла вместе с молодым человеком. Это казалось естественным, ей некуда было идти, а этот странный, чуть не убивший ее парень назвал ее Шакти.

Через полчаса на все деньги, что были у Авани, Шанкар купил два билета на поезд, идущий до Лудхияны. Недалеко от этого города каждую неделю проходили игры, посвященные Кали.

– Сколько это стоит?

– А за сколько возьмешь?

Губы покупателя растянулись в улыбке. Тратить время на то, чтобы предаться излюбленной азиатской забаве, он не планировал. Но неуемная тяга азиатов торговаться не могла не вызывать умиления: там, откуда он был родом, подобный вопрос можно услышать на рынке от девяти продавцов из десяти. Манера общения местных торговцев навевала ностальгию. Но вместе с тем немного раздражала – хотелось наконец купить все, что ему необходимо, и немного отдохнуть перед дорогой.

– Эй, эй! Постой, недорого отдам! – продавец встрепенулся и даже пытался бежать следом, когда Окоёмов повернулся и пошел дальше по ряду.

Мяса на рынке, тем более копченого или вяленого, было мало, так что не нужно слишком уж перегибать палку.

– Сколько стоит? – не оборачиваясь, повторил вопрос Окоёмов. Простенький словарик в его «балалайке» вполне позволял общаться на рынке и в магазинах – вести беседы здесь не предполагалось. Но вот торговаться с имеющимися лингвистическими возможностями сложновато.

– Тридцать пять!

Даже не глядя в глаза торговца, понятно, что он чувствует себя ужасно неуютно. И неуверенно – он не умел продавать, называя фиксированную цену: а не продешевил ли? Или еще хуже – вдруг покупатель решит, что слишком дорого, и уйдет?

Большого смысла упираться не было. Дело даже не в цене или манерах торговца. Просто он торговал действительно лучшим мясом на всем рынке.

Рынков в Мьичине – довольно крупном по местным меркам городке, являвшемся, как выяснилось, столицей этого штата, – оказалось целых три. Портье в гостинице, где они остановились, посоветовал именно этот. Только здесь, если верить портье, продавалось мясо. Нет смысла запасаться зеленью или быстро портящимися фруктами, от которых к тому же мало прока, в смысле количества калорий. Сублимированные высококалорийные армейские пайки, наподобие тех, что еще оставались в рюкзаке Окоёмова, на рынках Мьичины, да и, пожалуй, вообще в Мьянме, найти вряд ли удастся. Оставался один вариант – мясо, подходящее для длительного хранения.

– Тридцать, – не останавливаясь, бросил Окоёмов.

– Ну...

Торговец на секунду отстал. Скорее от неожиданности: он не привык, что люди с запада умеют торговаться. Кто его знает, покупал ли у него товар кто-нибудь из коренных европейцев вообще, но вряд ли их было много. А вот русских он, похоже, не встречал никогда. Иначе вел бы себя по-другому.

Окоёмов улыбнулся – он не собирался оставлять торговца «без штанов», хотя денег и было в обрез, но преподать урок вполне стоило. Или просто для того, чтобы немного развлечься.

– Ладно, за тридцать четыре бери, – по тону торговца можно было решить, что скидка огромная до неприличия. Он не знал, что на русских подобная тактика действует плохо.

– Тридцать, – еще раз сказал Окоёмов.

Он остановился и повернулся лицом к торговцу. Невысокий, тщедушный человечек. Улыбка хитрая, но в глазах страх. Да, не ожидал он подобного поворота событий. «Не переиграть тебе меня», – подумал Окоёмов.

– Тогда я, пожалуй, пойду. Ты меня не уважаешь, – бросил Василий, разворачиваясь. Старый проверенный прием.

– Стой, стой! Хорошо, тридцать два давай. Меньше не могу. Дети, жена. Мясо дорогое. Да нет его вообще, мяса-то. Тридцать два, последняя цена.

Времени уже много. А то можно было бы и за двадцать пять купить. Цена явно завышена – раз говорит, что мясо дорогое, значит, отдает действительно дорого.

– Хорошо, – Окоёмов сделал вид, что доволен предложенной ценой. Но окончательно сдаваться он не собирался.

Брал Василий много, местные отродясь столько за один раз не покупали. Так что торговцу он отвалил по здешним меркам целое состояние.

– И вот это, – Окоёмов водрузил на уже взвешенную кучу еще один довольно увесистый кусок и добавил тоном, не терпящим возражений: – В подарок.

– Э-эх, – торговец укоризненно покачал головой, но на лице его была искренняя улыбка: он хоть и потерял в цене, но пообщался с интересным человеком. Здесь, в Азии, люди ценили впечатления.

– Спасибо, – сказал Окоёмов и тоже улыбнулся в ответ.

Пора возвращаться. Кхайе с Часовщиком ждут его в номере отеля. Эту рухлядь, ставшую за годы настоящим гнездовьем тараканов, мышей и крыс, назвать отелем можно с большой натяжкой. Но отелей в Мьичине не больше, чем рынков, и попасть в переполненные гадюшники, чтобы не остаться ночевать на улице, не так-то просто. В первом встретившемся им на пути отеле отказали. Сослались на отсутствие номеров. Скорее всего, номеров действительно не было – Окоёмов не возражал заплатить вдвойне, и по лицу портье было заметно, что тот переживает о потере денег.

В каком-нибудь Анклаве, скажем, во Франкфурте или в Эдинбурге, если брать не самый респектабельный район, хозяин подобного заведения вряд ли стал бы сильно церемониться со сбродом, неспособным перебить цену нового постояльца – бедняка выкинули бы на улицу, да и деньги вряд ли вернули бы. Но здесь не Анклав. Да и настоящим государством Мьянму назвать вряд ли можно. Только людям плевать, как называется место, где они живут. Люди такие, какие они есть, какими были их родители и какими вырастут их дети. Мир принадлежит людям. А не Анклавам, государствам или корпорациям.