Дочь куртизанки - Клаудиа Дэйн

– Прости? – обратилась она к мужу, когда он заговорил с Анни.

– Миссис Уоррен, – сказал Эш. – Лорд Уэстлин не мог сказать лорду Ставертону ничего, чтобы отвратить его от вас, потому что лорд Ставертон знает моего отца гораздо дольше, чем все мы, а поэтому знает, как противостоять…

– Припадкам Уэстлина? – закончила Каро.

– Доводам, – поправил Эшдон.

Ей казалось, что слово «припадок» подходило гораздо лучше, но он хотел называть припадки Уэстлина доводами и, по ее мнению, имел на это право. Очевидно, он не хотел думать плохо об отце. Как, должно быть, он устал думать о нем хорошо!

– Хочу, чтобы вы знали, что мой отец не без причины считает каждого человека определенного возраста с рыжими волосами своим отпрыском. Не стоит на это обращать слишком много внимания, миссис Уоррен.

– Благодарю вас за добрые слова, лорд Эшдон. Правда, лорд Уэстлин думает о детях с рыжими волосами как о своих, только если знает, что с их матерями у него были определенные отношения, – произнесла Анни, вставая. – В моем случае это именно так. Сожалею, но я ничего не могу изменить. Все получилось так ужасно, и обещаю, что не стану продолжать дружбу с вашей женой.

– Миссис Уоррен. – Эшдон взял ее за руку. – Мы не вольны выбирать себе отцов, матерей, братьев и сестер. Если у нас общий отец, не лучше ли утешать друг друга в нашей общей и несчастной судьбе? Я был бы счастлив иметь такую прекрасную и добрую сестру.

И он поцеловал Анни руку.

Глаза ее наполнились слезами, она покачала головой, чтобы сдержать их, но у нее это не получилось. Глаза Каро тоже затуманились, когда она смотрела на своего мужа. Она любила его бесконечно, что было совершенно странно, потому что он никогда не делал ничего, чтобы завоевать ее любовь, но вполне достаточно, чтобы позлить ее. Тем не менее она его любила. По сути, ей казалось, что с каждым мгновением она любит его все больше, хотя он всего лишь прижал ее к стене, усадил на буфет, усыпал жемчугом, какого не мог себе позволить, гонялся за ней по Гайд-парку и бережно заботился об Анни.

Она почувствовала, как на лице ее расплывается улыбка, а из глаз льются слезы. Она даже позабыла о своем пари.

С логикой у нее творилось что-то неладное.

– Постарайтесь думать логично, – сказал Уэстлин лорду Ставертону. – Вы же собираетесь на ней жениться. Она дочь простой шлюхи да еще моя незаконнорожденная дочь. Подумайте о добром имени своей семьи.

– Она прекрасная женщина, почтенная вдова, – упрямо твердил Ставертон.

– А ты думал о добром имени вашей семьи, когда связался с простой шлюхой? – София вступила в их разговор без приглашения и стеснения. – Хотя я не согласна с тобой в отношении матери Анни. Она была замечательная и пользовалась успехом. Что ты, должно быть, знаешь гораздо лучше нас всех.

– Мужчина платит, женщина платит, – резко произнес Уэстлин.

– Да, такое простое и безвкусное выражение. Очень хорошо помню, как ты впервые сказал его мне. Мне оно совсем не показалось забавным, но, конечно, в моем случае платит мужчина и платит женщина, не так ли?

– Мы говорили не о тебе, – ощетинился Уэстлин.

– Неужели? Как странно, – проговорила она, улыбаясь лорду Ставертону, который почувствовал сильное облегчение от того, что больше не надо пререкаться с лордом Уэстлином.

Когда-то Уэстлин был вполне привлекательным, очень состоятельным, а иногда просто неотразимо обаятельным. Но это дела давно минувших дней, и многие уже не помнили, каким был в молодости старина Уэстлин. София помнила. И знала, что в его плохом настроении, которое не проходило в течение уже двадцати лет, повинна она. Она даже гордилась этим, потому что он вполне это заслужил. Она лишь сожалела, что тяжелый характер Уэстлина приходилось терпеть Эшдону. Надо было спасать бедного мальчика. А что могло быть лучше обезоруживающей воли и ума Каро? Несомненно, они оказались безупречной парой.

– Но если мы говорим не обо мне, – грациозно усаживаясь на диван, обтянутый желтым шелком, протянула она, – тогда я настаиваю, чтобы мы поговорили об Эшдоне и Каролине, пока не сели за обеденный стол.

– Я на обед не останусь. Достаточно, что я в одной комнате с этими… этими… – отказался Уэстлин, весьма непочтительно махнув в сторону ее брата и его сыновей.

– Родственниками? – радостно подсказала София. – Дорогой, все мы теперь родственники. Давай учиться радоваться этому.

– Ты можешь радоваться, – проговорил Уэстлин. – Какая прекрасная месть – иметь наследниками графства внуков-дикарей.

– Надеюсь, внуков будет много, – промурлыкала София сладким тоном, зная, что это дико разозлит его.

– Хватит, – попросил Ставертон. – Уэстлин, вы не унимаетесь многие годы, и что вы получили? Несварение желудка, желчность и больше ничего.

– Вы всегда были без ума от нее, – обозлился Уэстлин.

– А вы – нет? – удивился Ставертон.

Никогда прежде София не слышала, чтобы Ставертон говорил так много. Возможно, нападки Уэстлина на его выбор сильно задели его.

– Ну-ну, – усмехнулась она. – Как бы ни было приятно, что мужчины ссорятся из-за меня, должна настоять, чтобы вы придерживались темы, а тема у нас – Эш и Каро. – И, не дожидаясь их согласия, поскольку это была пустая трата времени, продолжила: – Предлагаю срочное перемирие между нами, Уэстлин, ради наших детей и наших будущих внуков, маленьких дикарей. – Она помолчала, чтобы насладиться отвращением, мелькнувшим в голубых глазах Уэстлина. – Вот что я хочу сделать: отдать этой милой счастливой паре тот прелестный дом на Курзон-стрит, который ты сдаешь внаем. Им там будет очень хорошо, дом удачно расположен.

– Ни за что! – закричал Уэстлин. – Как ты сказала, он сдается внаем.

– И тебе нужны деньги от этой ренты, дорогой, – добавила она. – Не осмелюсь лишить тебя дохода, лорд Уэстлин, особенно когда знаю, как ты нуждаешься в каждом шиллинге. Догадываюсь, что ты этого не знаешь, но я выкупила некоторые из твоих долгов. Посчитаю твой долг погашенным, если счастливая парочка займет твой дом на Курзон-стрит. Естественно, буду рада оформить все необходимые бумаги.

– Что это означает? – огрызнулся он.

– На имя Каро, конечно, – ласково продолжила она.

– Сколько? Сколько я тебе должен?

– Дорогой, гораздо больше, чем ты можешь себе позволить. Для чего все эти разговоры? Даже если узнаешь, то все равно не сможешь выплатить. Отдай им дом, Уэстли. Действительно, так будет гораздо проще.

Он заворчал, скрестил руки на груди. Она восприняла это как согласие – выбора у бедняжки не было.

– Ты не спросил, что я собираюсь дать им в качестве свадебного подарка, я тебе сама скажу. Помнишь жемчужное ожерелье? – Уэстлин вздрогнул и опустил руки. Конечно, он помнил. Именно из-за этого жемчужного ожерелья все началось и из-за этой белой фарфоровой вазы. – Я собираюсь отдать Эшдону жемчужное ожерелье его матери, то самое, которое ты подарил мне много лет тому назад. Тебе не стоило этого делать, Уэсти, особенно потому, что это был жемчуг твоей жены, доставшийся ей от предков, а не твой. От короля Карла Второго, не так ли? Это было сокровище ее семьи, и она им особенно дорожила. Действительно, этого нельзя было отдавать.