Валентайн - С. П. Сомтоу

* * *

• иллюзии •

Двенадцать лет в кинобизнесе — вполне достаточный срок, чтобы избавиться от иллюзий. Арон Магир понимал, почему его пригласили писать диалоги для сценария «Валентайна». Его предшественник готов был по трупам идти, лишь бы работать над этим проектом; но он все-таки перешел черту, когда позволил Бетриксу бен Давиду, исполнительному продюсеру, засунуть себе в задницу живую мышь. В результате последовали «творческие разногласия». Арон однажды переспал с сестрой режиссера. Исключительно из жалости. На одной скучнейшей вечеринке в Малибу. Однако серая мышка Дженни Бэр, вечно под кокаином и кислотой, не забыла доброго поступка Арона, и когда выбила себе место ассистента продюсера в картине брата — с помощью шантажа и интриг, — она притащила в команду и своего разового любовника, который когда-то ее пожалел.

Арон понимал, что скорее всего его имени даже не будет в титрах. Он был далеко не первым — до него успели уволить уже одиннадцать сценаристов. И месяц в Айдахо явно не подпадал под определение «хорошо провести лето». Но это была работа, за которую хорошо платили, а ему надо было выплачивать ренту за летний домик в Малибу, за дом в Манхолланде, плюс алименты на двоих детей, и содержать еще троих, не говоря уже о счетах за АЗТ[65]для Люсиль. Уж лучше бы она умерла сразу. Убегает из дома, колется где-нибудь в Голливудских проулках — одним шприцем на всю толпу, — а ведь у девчонки есть все, что только можно купить на установленное судом щедрое содержание.

«Не будь жизнь такой сукой, — размышлял он, — я бы сейчас сидел в своем доме в каком-нибудь тихом маленьком городке Новой Англии и писал бы роман — печатал бы двумя пальцами на древней убитой пишущей машинке. Работа для собственного удовольствия. Из любви к искусству. Но надо же как-то крутиться, и вот приходится подряжаться в этом эпохальном многомиллионном проекте, закрученном с целью выманивать денежки у подростков — денежки, отложенные на наркотики и компьютерные игрушки».

Он приехал в Паводок поздно — в четыре утра. Припарковал на стоянке свой купленный через третьи руки «порше» и ввалился в гостиницу, как хозяин. Сценарист — низшее существо на тотемном столбе Голливуда, подумал он. Но это — явно не Голливуд. Он вспомнил старый анекдот про тупую старлетку — настолько тупую, что она переспала со сценаристом в надежде пробиться наверх и получить хорошую роль.

Но, может быть, здесь все будет по-другому. Может быть, здесь тебя будут уважать. Здесь ты все-таки что-то значишь — пусть даже для местных провинциалов. Во всяком случае, пока не начнутся съемки и тебя не отправят обратно «в зад».

Например, эта крошка за стойкой администратора... очень даже недурна. Для деревенской девчонки. Он спросил, как ее зовут. Шеннон. Очень мило. Простенько, но со вкусом. На шее — медальон с изображением святого Кристофера. О как — еще и католичка! Он вспомнил, что католичество в индейских районах отличается особым рвением. Работа французских, кажется, миссионеров.

— Я... э-э... сценарист,— небрежно заметил он, надеясь возбудить ее интерес.

— То есть вы знаете всех актеров и все такое? — Она улыбнулась ему. Он так и не понял, почему так сияют ее глаза — из-за его откровений или из-за чего-то, о чем она думала про себя, вперив взгляд в зеркало на противоположной от стойки стене.

— Ну да, — сказал он.

— И я тоже. То есть не всех, а одного. Самого главного. Он... он ко мне прикасался. Понимаете, что я имею в виду?

Нет, он не понимал. Но ему это было неинтересно. Наверняка очередная фанатка, которая без труда убедила себя, что обычное рукопожатие и приветливый взгляд означают начало безумной страсти, которая потрясет мир. А он и не знал, что этот Тодд уже здесь. Хорошо. Он еще не успел познакомиться с мальчиком лично, и ему хотелось узнать его поближе, прежде чем приступать к написанию диалогов.

— Знаете что, — сказал он, — мне нужен гид... чтобы мне показали местные злачные заведения, где тут у вас хорошо кормят, где можно послушать нормальный панк-рок...

— Вы что, шутите? — сказала Шеннон. — Здесь везде только одну музыку и играют. Кантри.

— Ага. Я шучу. Но не насчет того, что мне нужен гид. Мы, знаменитости, в сущности, одинокие люди. — Он заговорщицки подмигнул девушке.

— У вас, наверное, большой дом. В Голливуде, и все такое.

— Ну да, в самом центре Голливуда. — К чему разочаровывать девушку? — Огромный такой домина. — И, блядь, огромные ежемесячные отчисления по закладной. — Так... номер 805... джакузи есть? А телефон в ванной? А ксерокс с функциями массажа?

Она рассмеялась. А потом взглянула на него как-то странно. Каким-то голодным взглядом. На мгновение ему показалось, что он попал в сцену из фильма «Освобождение». Но нет.

Он проспал три часа и поднялся по внутреннему будильнику. Шесть утра, воскресенье. Утром по воскресеньям он всегда ходил в церковь на мессу. Своего рода еженедельная компенсация за распутную жизнь с понедельника по субботу включительно, двадцать три часа в сутки. Он никогда не пропускал воскресную мессу — только один раз, в четвертом классе, когда лежал с ветряной оспой. Это — единственное, за что он держался из детства. Глупо, конечно. Как одеяло, под которым маленький ребенок прячется от ночных чудовищ. Он давно уже перестал верить в Бога. Но ему нужен был ритуал. Он надел свой единственный более или менее приличный костюм и спустился в вестибюль.

Церковь Святого Клемента располагалась всего в двух кварталах от гостиницы. Народу в такой ранний час почти не было. Он опоздал; священник уже раздавал облатки. Кстати, священник был вылитый Гомер Симпсон под метаквалоном. Курносый мальчик-служка спал на ходу; он едва не забыл прозвонить в колокольчик. Запах ладана плыл в душном воздухе, и у него вдруг возникло такое чувство, словно он вернулся обратно в детство. Жалко, что служба теперь проходит не на латыни. Снова, как в детстве, он почувствовал себя защищенным и отдался этому ошущению. Ощущение, конечно же, иллюзорное, но оно помогало ему не сойти с ума.

Единственное, что еще помогало.

Органист заиграл первые ноты хоральной прелюдии, и немногочисленные прихожане повставали с мест и потянулись к алтарю. Арон тоже привстал, но остался на месте — его внимание привлек шум у входа. Это была Шеннон, девушка из гостиницы. Она влетела внутрь на всех парах, как будто бежала сюда всю дорогу, боясь опоздать. Одета она была совсем не для церкви. Похоже, она даже не причесалась. Она на миг замерла на пороге, украдкой озираясь по сторонам. Потом вдруг сорвалась с места и рванулась к алтарю, чуть ли не сбив по пути двух старушек. Что с ней такое?!

Арон вышел в проход по пустому ряду. Прошел чуть вперед и встал в очередь за причастием. Шеннон уже стояла на коленях. Она была вся какая-то возбужденная. Она схватилась обеими руками за ограждение и тряслась, как какая-нибудь жрица вуду. Остальные прихожане застыли как изваяния — они таращились в пол, всем своим видом выражая негодование по поводу столь непристойного поведения. Арон протолкался вперед. Шеннон чуть ли не билась в судорогах. Он подошел к ней поближе, а все остальные, наоборот, отступили. Ее глаза закатились, так что были видны только белки. Из ноздрей текла кровь. Священнику явно было не по себе. Вид у него был растерянный и смущенный. Может быть, он пытался вспомнить, покрывает ли церковная страховка ущерб, нанесенный припадочными прихожанками. Одержимыми дьяволом. Господи, да ее же рвет... гороховым супом... он как будто попал в сцену из «Изгоняющего дьявола».