Павел I - Алексей Песков

И только у нас еще сохранилась священная природа: есть широкое место, где пока нечего ломать, а можно только строить. Только у нас слово и дело соединились в лице просвещенной царственной персоны, открывши революцией шестьдесят второго года широкое поле для небывалого исторического эксперимента.

Эксперимент назывался Комиссия о сочинении проекта нового Уложения.

Уложение – это собрание законов.

Комиссия о сочинении – это собрание из полутысячи с лишком депутатов от нации, съехавшихся в июле 1767-го года в Москву, в Кремль, для проектирования законов. Чтобы они знали, зачем они приехали, Екатерина два года пред сим своеручно сочиняла им инструкцию: «Наказ Комиссии о сочинении проекта нового Уложения» – дистиллированное средоточие высокопарящих идеалов европейского интеллекта.

Законы – это правила безопасной жизни в цивилизованной европейской державе.

* * *

Россия есть Европейская держава – собственное в «Наказе» ея величества определение (Екатерина. С. 23).

«Равенство всех граждан состоит в том, чтобы подвержены были тем же законам. Государственная вольность в гражданине есть спокойствие духа, происходящее от мнения, что всяк из них собственною наслаждается безопасностию: и чтобы люди имели сию вольность, надлежит быть закону такову, чтоб один гражданин не мог бояться другого, а боялися бы все одних законов» – тоже собственные ея слова, хотя и выписанные из знаменитого чужого сочинения (Екатерина. С. 23–24).[95]

Эти общие слова стали называться лицемерными много позже,[96] когда все получилось как всегда, а не как хотелось. Но в ту пору, когда они были выписаны, они не были лицемерными и не считались общими. Тогда они казались строгой регламентацией к приуготовлению умов.

Екатерина была ведь не только увлекающаяся славолюбием, но и практическая женщина: она не стала бы тратить два года жизни на составление «Наказа» только затем, чтобы получить комплименты от Вольтера и Дидро да продемонстрировать потомкам свою начитанность, ибо получить и продемонстрировать можно было более экономным способом.

Возглашая смыслом своей жизни блаженство каждого и всех, она думала в том числе о себе – об удобствах собственной царской работы: ей было бы легче жить и действовать, если бы в государстве образовался твердый систематический порядок, при котором все и каждый знают точное расписание своих привилегий и запретов и не бросаются ябедничать друг на друга по пустякам к высочайшей особе.

Когда она только приступала к царствованию, она дозволила всем и каждому подавать жалобы на собственное имя. Ее стали подкарауливать депутации купцов, мещан и мужиков, чтобы в собственные ея руки вложить челобитные. Пришлось отменить это благодеяние. Крепостным вовсе запретили подавать жалобы на господ. Но порядка не прибавилось. Юстиц-коллегия доложила: «в ней нерешенных дел, начиная с 1712 года, состоит 6027, да, сверх того, явились еще неразобранные дела» (Соловьев. Кн. XIV. С. 8).

Манифестов и указов от предыдущих царствований накопились кипы, но одни противоречат другим, третьи – устарели, а важнейших нет: привилегии сословий не оформлены, правила коммерции не определены, критерии наказаний не установлены.

Все сие и должны были оформить, определить, установить депутаты Комиссии о сочинении. Страна приуготовлялась к гражданскому самоуправлению, час от часу обгоняя Европу.

«Законы у нас запутаны; о том сомнения нет, – вторили мы бессмертному „Наказу“. – Сию неудобность мы имеем вообще со всей Европой; но пред ней имеем мы выгоду ту, что Ея Величеством созвана вся нация для составления нового проекта узаконений; следовательно, питаемся надеждой о поправлении – тогда, когда Европа вся не видит конца конфузии» (Всякая всячина. 1769. Лист 108).

Разумеется, гражданское равенство понималось тогда в ином несколько виде, нежели тот, что через тридцать лет станет определять и устанавливать для будущей Европы якобинская Франция. Равенство Екатерины – это равенство всех и каждого на своей ступени, внутри своего сословия: для дворян – свои законы, для купцов, мещан и прочего среднего состояния – свои. Для крепостных мужиков, конечно, не будет законов – такова сила вещей: когда Екатерина, прежде чем публиковать «Наказ», стала показывать его некоторым особам, по ее мнению, способным добавить свое просвещенное мнение, все ее статьи об изменении крепостного состояния были опротестованы. «Сделать русских крепостных людей вольными нельзя . Будет ужасное несогласие между помещиков и крестьян, ради усмирения которых потребны будут многие полки; непрестанная будет в государстве междоусобная брань», – отвечали Екатерине просвещенные особы.[97] Она отложила это дело до другого времени: пусть мужики пока остаются подданными – авось, после того, как главно-действующие сословия проникнутся гражданским чувством, к сему вернемся. А пока определим равенство другим.

Разумеется, она не планировала равенство других – себе. Россия, несомненно, европейская держава, но провозглашать царствующую персону первой среди равных все-таки нельзя – ни по личным, ни по всенародным причинам. По личным – потому что некоторые просвещенные советчики, вроде Никиты Ивановича Панина, мыслят первой среди равных другую персону – сына Павла, и стоит лишь заикнуться о конституции и парламенте для государя, как Екатерину просто отрешат и станут править сами от имени Павла. А коли и впрямь сделают конституцию и парламент – отрешат всю Россию, ибо сокращение монаршей воли произведет упадок центральной власти до, может быть, полного ея урона: в парламенте не будет согласия, станут составляться партии, одни потребуют одного, другие – другого; провинциальные власти почуют ослабление узды, захотят ее совсем скинуть, зачнут сочинять свои законы и наконец вовсе отделятся от России; западные соседи, увидав наше домашнее междоусобие, сообразят, что пришел час поделить Россию меж собой. Не о первенстве в Европе придется думать, а о том, как спастись в родные татарские степи. Пожалуйста: свежий пример – Польша, некогда владычествовавшая над Восточной Европой. Что сделал польский сейм для могущества своей страны? – низвел величество королей до такого градуса, что едва пресекутся заседания наших депутатов от нации в Кремле, мы первые примемся делить Польшу, а через тридцать лет само слово Польша из события международной жизни превратится в факт истории.[98] – Вот что такое большинство голосов при отсутствии направляющей воли.