Тень прошлого - Андрей Воронин

Он отхлебнул из кружки и чуть не выплюнул содержимое. Юрий Константинович сильно преувеличивал, говоря, что умеет заваривать чай. В кружке бултыхалась, распространяя одуряющий аромат, густая, напоминающая деготь, жидкость, отдававшая дубовой корой. «Все правильно, – подумал Илларион. – Я же просил заварить покрепче… Тем более, заварка не своя, не жалко…»

– Отравитель, – сказал он Юрке. – Ты бы хоть сахару положил, что ли.

– А его нету, – ответил тот.

Илларион вздохнул и снова отхлебнул из кружки.

Нет, подумал он, это пить нельзя. Это же чифирь какой-то… Куда бы его вылить – так, чтобы пацан не заметил?

В дверь позвонили снова.

– Иди открывай, – кивнул он Юрке, – отец приехал! Только спроси, кто там.

* * *

Званцев вернулся домой, когда на Москву опустилась ночь. Он загнал машину во двор-колодец, и охранник в полувоенной форме, отсалютовав ему поднятой рукой, С лязгом запер за «Мерседесом» витую чугунную решетку ворот, наглухо запечатав арку.

Старинный четырехэтажный дом на Сивцевым Вражке приветливо и мягко светился разноцветными пятнами окон. Двор был освещен, как съемочная площадка, и вымощен брусчаткой не хуже Красной площади. Званцев даже не стал запирать машину: воровать здесь было некому, большинство жильцов этого дома были намного богаче его и уже успели избавиться от вредной для здоровья привычки шарить по квартирам, машинам и чужим карманам.

Дверь подъезда тем не менее была заперта на кодовый замок, а в просторном, отделанном мрамором вестибюле сидел еще один охранник – здоровенный и, несмотря на немолодые уже годы, крепкий отставник, в свое время дослужившийся в морской пехоте до майорского чина. Званцев как-то раз видел, как он на спор сломал лошадиную подкову, и одно время подумывал о том, чтобы переманить этого бугая в свою фирму, но потом остыл: майор, при всей его недюжинной силе, был форменным болваном, треплом и алкоголиком, годным только на то, чтобы двое суток в неделю оборонять входную дверь, которую никто и не думал штурмовать.

– Здорово, Иваныч, – поздоровался с майором Званцев.

Он всегда здоровался первым со всеми, кроме своих подчиненных: ничто не дается нам так дешево и не ценится так дорого.., ну и так далее.

– Здравия желаю, Андрей Игоревич, – пробасил этот усатый истукан и даже привстал, демонстрируя высшую степень уважения.

– Ну что, мою мебель никто не вывез? – традиционно поинтересовался Званцев, пока лифт спускался с четвертого этажа.

– Да приходили какие-то, – столь же традиционно ответил Иваныч. – Сломали дверь, осмотрелись, плюнули и ушли. Не нужна, сказали, им такая мебель. Пришлось пострелять. Во-о-он, под лестницей лежат.

Званцев вежливо улыбнулся, кивнул и вошел в лифт.

Плавно возносясь на четвертый этаж – в этом доме все и всегда происходило плавно и с большим достоинством, – он подумал о том, что не мешало бы сменить ежедневный шутливый пароль и вообще как-нибудь сделать так, чтобы можно было проходить мимо охранника молча.

Этот обмен попугайскими репликами ему изрядно надоел, хотя когда-то он получал от него удовольствие. «Приучил на свою голову», – с легким раздражением подумал он.

Зажатая под мышкой фиолетовая папка, казалось, ощутимо пригревала сквозь ткань пиджака. Званцев был доволен, как бывал доволен всякий раз, когда ему удавалось успешно завершить сложное дело. «Ну, положим, – строго подумал он, – это дело еще не завершено. Осталась еще масса хвостов и подчисток, но это уже мелочи.»

Он отпер дверь и вошел в роскошно обставленную прихожую. По всей квартире мягко горел нижний свет:

Званцев терпеть не мог шарить в потемках, отыскивая выключатель. Званцев прошел в гостиную, небрежно бросил папку на стеклянный столик, залез в бар, вынул оттуда начатую бутылку коньяку, блюдце с нарезанным лимоном, прикрытое специальной крышечкой, и коньячную рюмку. Подумав, он сменил рюмку на широкий стакан с толстым донышком, упал в кресло, включил телевизор и открыл папку. Особенной нужды в этом не было, но Званцев считал, что имеет право на маленький каприз – ему хотелось подробно и не торопясь прочесть содержимое папки.

Он плеснул в стакан коньяку и стал пить, как чай, маленькими глотками. Строго говоря, ему следовало бы немедленно позвонить Агапову, но он не спешил это делать. Агапов в последний момент струсил и, выдумав себе какое-то неотложное дело, улетел в Швейцарию, чтобы пересидеть события там. «Пусть еще немного подергается», – мстительно подумал Званцев.

Подумав о телефоне, он вспомнил еще об одном неотложном деле. Взяв лежавшую на столе трубку радиотелефона, он набрал номер своей дачи. Ответом ему были длинные гудки. Он представил себе, как телефон надрывается в пустом темном доме, и ему вдруг сделалось неуютно и зябко, словно по комнате потянуло ледяным сквозняком.

– Что за черт? – вслух удивился он и набрал номер мобильника, с которым никогда не расставался Санек. Ответа по-прежнему не было, и благодушное настроение Званцева стало испаряться буквально на глазах.

Он позвонил Саньку домой и вздохнул с некоторым облегчением, услышав голос Василька. Устроив этому разгильдяю разнос и отдав необходимые распоряжения, Званцев несколько успокоился и решил, пока трубка в руке, все-таки позвонить в Швейцарию. Ожидая соединения, он думал о Васильке и в конце концов решил, что все складывается не так уж плохо; кровь лопатинского мальчишки скует парня по рукам и ногам, сделав его вечным заложником собственного преступления.

Когда Агапов ответил, Званцев доложил ему обстановку, не вдаваясь, естественно, в детали; сказал, что дело улажено и опасность миновала. Во-первых, Агапову вовсе не обязательно было слишком много знать, а во-вторых, не по телефону же обсуждать такие вещи, как шантаж, похищение и убийство!

Агапов, судя по голосу, был на седьмом небе от счастья, и Званцев, слушая его, презрительно улыбался: с одной стороны, плохо, когда шеф у тебя – трусливая свинья, а с другой – такие обычно готовы хорошо платить за собственную безопасность, особенно если их страхи постоянно умело подогревать.., так, как это делал Званцев с первого дня своей работы на Агапова.

Закончив разговор, Званцев вздохнул с облегчением, стащил с шеи галстук, налил себе еще одну порцию, закурил и углубился в чтение папки. Где-то на заднем плане промелькнула мысль о том, что завтра нужно непременно постараться разузнать, каково живется в следственном изоляторе Забродову, но он отмахнулся – будет день, будет и пища. Чтиво ему попалось увлекательное: он получил уникальную в своем роде возможность как бы изнутри понаблюдать за тем, как работали мозги противника, помогая практически из ничего, на пустом месте построить рабочую версию. Это была история рождения чудовища Франкенштейна, нацеленного на уничтожение Григория Егоровича Агапова персонально, а заодно и тех, кто плечом к плечу с ним строил благополучие «Форта». Это была своеобразная исповедь плебея, ненавидящего богатых людей только за то, что они умеют зарабатывать деньги. Ему оставалось только вдохнуть жизнь в созданного им кровожадного зверя, готового терзать и убивать, но как раз этого-то господин Лопатин и не успел: ему помешали те, кто оказался умнее его.