Седьмая девственница - Виктория Холт
Шрифт:
Интервал:
Неприятные эпизоды можно забыть на много дней, недель или даже месяцев, а потом вдруг какое-то событие оживит их в памяти со всей бередящей душу ясностью. Я была из тех, кто всегда может найти оправдания своим грехам и заставить себя смотреть на них как на истину. Но истина подобна призраку, который будет преследовать вас всю жизнь и внезапно явится, когда вы этого не ждете, напоминая, что в какие бы нарядные обертки вы ни заворачивали истину, они могут мгновенно слететь от одного неосторожного движения.
Я сидела за своим бюро, планируя званый обед вечером этого дня. Должны были приехать Фиддеры. Они хотели обсудить какие-то дела с Джонни. Ему это было не по душе, но он не мог не пригласить их. Я отлично знала, что Джонни и дела — понятия малосовместимые.
Трудно было не согласиться, что дела в имении велись не столь умело, как в то время, когда Джастин был в аббатстве. Я знала, что если Джонни получал письма, которые считал неприятными, он бросал их в ящик стола и старался о них забыть. С разных сторон шли жалобы. Фермеры говорили, что при сэре Джастине делалось то-то и то-то, чего не делалось теперь. Ремонт жилищ не производился; а то, что Джонни готов был пообещать все, о чем просили, делу не могло помочь, ибо выполнять свои обещания он не собирался. Сначала он имел у людей большой успех; теперь же они знали, что верить ему нельзя.
Прошло уже два года с тех пор, как Джастин уехал. Сейчас он был в Италии и писал редко. Я все время ждала, что однажды придет письмо Меллиоре, в котором он позовет ее к себе.
Когда вы сильно кого-то обидели, ваши чувства по отношению к этому человеку не могут не измениться. Временами я почти ненавидела Меллиору, на самом деле я ненавидела себя, но так как человеку моего склада это всегда трудно, единственный выход для него — ненавидеть того, кто заставил вас ненавидеть самого себя. Когда я бывала в таком настроении, то старалась быть с ней помягче. Она будет няней и гувернанткой Карлиона, пока тот не достигнет школьного возраста, но я настояла, чтобы с ней обращались как с членом семьи, сажали ее за стол и даже приглашали на званые обеды; люди знали ее скорее как мисс Мартин, дочь покойного священника, чем как няню и гувернантку в аббатстве. Я приучила Карлиона называть ее тетя Меллиора. Я старалась делать для Меллиоры чуть ли не все, что могла.
Она изменилась: выглядела старше, стала спокойнее. Как ни странно, но в то время как я становилась все более броской, она, казалось, становилась совсем бесцветной. Свои чудные светлые волосы она заплетала в гладкие косы и укладывала вокруг головы; мои же были тщательно завиты в длинные локоны, чтобы не потерять даже малой доли красоты. Она носила неяркий серый и черный цвета, которые очень шли к ее белой коже. Я редко носила черное; оно мне не шло, а когда все же надевала, то всегда добавляла к нему что-нибудь яркое — алое или моего любимого нефритового цвета. Вечерние платья у меня были из алого шифона и шелка цвета нефрита; иногда я носила бледно-лиловое или сочетание темно-синего с преобладанием розового.
Теперь я была хозяйкой в аббатстве; стоять у меня на пути было некому, и за два года после отъезда Джастина я упрочила свое положение. Неприязненное отношение Джастина значительно помогло мне. Я почти верила, что Хаггети и миссис Роулт порой надолго забывали, что я ни по происхождению, ни но воспитанию не была предназначена для той роли, с которой теперь так успешно справляюсь.
В прошлом году тихо, во сне, умерла леди Сент-Ларнстон, так что в аббатстве были еще одни похороны. Но как они отличались от похорон Джудит! Старая леди закончила свою жизнь так же тихо, спокойно и пристойно, как и прожила ее.
После ее смерти мое положение еще более укрепилось…
В дверь постучали.
— Войдите, — сказала я с должным оттенком властности — не высокомерно, не снисходительно, а просто естественно отдавая приказание. Вошли миссис Роулт и миссис Солт.
— Так что, мэм, как насчет сегодняшнего обеда, — сказала миссис Солт.
— Я думала об этом.
Я посмотрела на них с видом человека, знающего себе цену, — белая рука на столе, пальцы легко держат ручку: мое обручальное кольцо, а сверху квадратный изумруд — кольцо Сент-Ларнстонов, которое леди Сент-Ларнстон отдала мне после того, как уехал Джастин. На ногах у меня были черные кожаные туфли, которые видны из-под края моего розовато-лилового халата, окаймленного атласными лентами; волосы собраны в пучок на макушке — простоев элегантное утреннее одеяние благородной леди.
— На первое — прозрачный бульон, миссис Солт. Затем, я думаю, камбала под каким-нибудь соусом — это я оставляю на ваше усмотрение. Куропатка… или цыпленок… и ростбиф. Обед должен быть скромным, потому что я знаю от миссис Феддер, что мистера Феддера немного беспокоит его пищеварение.
— Не удивительно, мэм, — сказала миссис Роулт. — Это все эти разговоры о шахте. Не то чтоб я думала, что им есть о чем волноваться, этим Феддерам. Небось, все это время набивали себе карманы. Но не слышали ли вы, мэм, правда это, что их шахту закрывают?
— Я ничего не слышала, — сказала я холодно и обратилась к миссис Солт: — Суфле, я думаю, и давайте сделаем яблочный пирог с кремом.
— Очень хорошо, мэм, — сказала миссис Солт.
Миссис Роулт вставила:
— И Хаггети спрашивал насчет вин, мэм.
— Насчет вин ему следует обратиться к мистеру Сент-Ларнстону, — ответила я.
— Но, мэм… — начала миссис Роулт.
Я наклонила голову. В это утро они были чересчур разговорчивыми. В большинстве случаев мне удавалось ставить их на место.
Я надменно наклонила голову и взяла ручку. Они переглянулись и, пробормотав: «Спасибо, мэм!» — вышли; я слышала, как они что-то тихо, шепотом говорили за дверью.
Я нахмурилась. Мне показалось, что их любопытные пальцы открыли дверцу шкафа, которую я предпочитала держать закрытой Что там Джонни однажды сказал насчет скелетов в шкафу, Джастина и Меллиоры? Что ж, я готова была признать, что у меня есть свои скелеты.
Я постаралась отогнать от себя воспоминания об этих двух физиономиях, взяв ручку и начав просматривать счет за прошлый месяц, который Хаггети по моему указанию положил мне на стол несколько дней назад. Опять стук в дверь.
— Войдите.
На сей раз это был Хаггети собственной персоной.
Проклятые воспоминания! Мне вспомнилось, как его нога касалась моей под столом; вспомнился тот огонек в его глазах, который означал: «Мы должны понять друг друга. Я только валяю дурака с миссис Роулт, а на самом-то деле мне нравишься ты».
Я возненавидела его, вспомнив это; но мне нужно было заставить себя смотреть на него просто как на дворецкого, весьма недурного, если только закрыть глаза на его недостатки — слишком вольное обращение с женской прислугой, кое-какие взятки от поставщиков, небольшие поправки в счетах, которые всегда выходили в его пользу. Слабости такого рода могут быть у любого дворецкого.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!