Роман на Рождество - Элоиза Джеймс

– О, мама не била меня со дня нашей свадьбы, – сказала герцогиня, – и еще некоторое время до того. Я ведь делала все, что она требовала, и, поскольку я вела себя хорошо…

– И вышла замуж за герцога, – продолжил Флетч, снимая руки с ее плеч.

– Да, – кивнула Поппи. – Но я действительно была уверена, что люблю тебя.

– Но ты вряд ли была в состоянии трезво мыслить в это время.

– Наверное, не была.

На обоих будто повеяло холодом, так безобразна была истинная подоплека их брака.

Из-за двери гостиной доносились громкие рыдания леди Флоры.

– Твоя мать должна покинуть мой дом, – сказал Флетч.

– Не беспокойся, она уедет, – поспешно ответила Поппи. – Мама чувствует себя униженной. К тому же я велела ей уехать. Господи, раньше я никогда бы не посмела ей указывать!

– Я прослежу, чтобы она это сделала, – кивнул Флетч. – Полагаю, ты не захочешь остаться? – Она не успела ответить, как он бросил: – Зачем я спрашиваю, и так все ясно! – Потом он поднял голову и закричал: – Куинс!

– Да, ваша светлость! – тут же выглянул из-за обитой зеленым сукном двери дворецкий. Быстрота, с которой он откликнулся, наводила на мысль, что все время он стоял под дверью, ловя каждый звук.

– Мой экипаж ждет на улице. Проводите ее светлость, – распорядился герцог и кивком указал на дверь гостиной. – И ради Бога, пошлите кого-нибудь прекратить этот кошачий концерт!

Поппи судорожно сглотнула.

– Позволь маме остаться еще на два-три дня, – попросила она. – Так она сможет показать, что игнорирует мои команды. К тому же она устраивает завтра суаре. После этого сразу съедет, вот увидишь. Я хорошо ее знаю.

– Я тоже, – сурово произнес Флетч. – Поезжай, Поппи. Я… – Гримаса гнева на его лице исчезла, уступив место страданию: – Мне так жаль, что здесь, в собственном доме, я не сумел тебя защитить.

– Поверь, Флетч, мама не всегда такая. Просто сейчас она в дурном расположении духа.

Он опять сжал зубы.

– Я больше никогда не хочу ее видеть, ни в дурном, ни в хорошем расположении духа. Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Чувство вины отняло у Поппи почти все силы, но она сказала:

– Да. – И упрямо повторила: – Да!

Это помогло ей взять себя в руки. Теперь она будет жить своей жизнью, она больше не марионетка, которую дергает веревочки кукловод.

Она повернулась, дворецкий накинул ей на плечи шубку, и Поппи вышла.

Она считала, что оставляет позади свои прошлые унижения, и поэтому шла, не оглядываясь, с гордо поднятой головой. Но она забыла, что у медали всегда две стороны. Если бы Поппи оглянулась, то увидела бы полное отчаяния лицо Флетчера. «Она не попрощалась со мной, – думал он, – ушла, словно я пустое место».

Действительно, с какой стати ей обращать на него внимание? Может быть, уродливая подоплека их брака не ограничивалась ее отвращением к интимной жизни, а имела гораздо более глубокие корни?

Поппи уходила с таким видом, словно больше не желала его видеть. Ничего удивительного, ведь она вышла за него не по своей воле, а под угрозой насилия…

Флетч рывком распахнул дверь библиотеки. Гилл, сидевший с раскрытой книгой в руках, поднял голову.

– Я собираюсь в Сент-Эннз-Хилл! – бросил герцог. – Ты со мной?

– Где твоя жена? – спросил Гилл, вставая.

– Уехала.

– Ты едешь в Сент-Эннз-Хилл, к Элизабет Армистед? Но…

– Да, я хочу встретиться с куртизанкой, о которой тебе уже рассказывал. Ее зовут Крессида. Она очаровательна, тебе понравится.

Гилл бросил на друга внимательный взгляд. На лице Флетча было такое выражение, какого Гилл еще никогда не видел и надеялся не видеть впредь. Что ж, если благодаря визиту к Крессиде это выражение исчезнет с лица Флетча, то Гилл сам с радостью кинет к ее ногам свой кошелек.

На пути в загородную резиденцию герцога Бомона

15 декабря

– Как вы себя чувствуете, ваша светлость? – должно быть, в пятисотый раз спросил Финчли.

Вильерс заскрипел зубами. «Вот бы вытащить из бокового кармана кареты пистолет и застрелиться – тогда, наверное, этот болван уймется. Но к чему лишнее беспокойство?..»

Герцог был слишком умен, чтобы обманывать себя, – ему еще никогда не было так плохо. Даже то, что он всю дорогу в этой проклятой карете лежал, не приносило облегчения. Похоже, действительно помочь ему мог только пистолет.

– Я умираю! – прорычал он. – Как еще, черт подери, я могу себя чувствовать?

– Вы просто раздражены, – кротко возразил камердинер. – Но вы не умираете, нет! – Бедняга, он был одним из немногих, кто отказывался посмотреть правде в глаза. – Вы ведь едете на рождественский прием, ваша светлость, совсем как в былые времена, – выложил свой единственный козырь Финчли.

– Давай, рассказывай свои сказки, – пробормотал герцог.

Он чувствовал приближение очередного приступа лихорадки. О, Вильерс теперь отлично знал ее повадки. Она накатывала на него неумолимо, как могучий океанский прилив, и, накрыв с головой, уносила на глубину, в багровую мглу. Он из последних сил барахтался, пытаясь выплыть, но его только бросало из стороны в сторону, как балласт, выброшенный с тонущего корабля.

– Где мисс Татлок? – спросил больной.

– Она присоединится к нам в имении.

– А Бенджамин?

Финчли молчал.

– Барнаби?

– Кто такой Барнаби, ваша светлость?

– А где Даутри, мой кузен?

– Он тоже будет позднее, – постарался успокоить хозяина Финчли.

Но прилив уже подхватил Вильерса и увлек в багровую глубь. Однажды он останется там навсегда… Внезапно карета накренилась, ее сильно тряхнуло, и раненое плечо герцога пронзила такая адская боль, что он очнулся и закричал.

– Ах, простите, ваша светлость! – чуть не плача запричитал Финчли, и Вильерс окончательно пришел в себя. – Мы уже скоро приедем, обещаю, ваша светлость. Пожалуйста, потерпите еще часок-другой, и все. Господи, почему я только не отговорил вас ехать!

Как раз решение о поездке было совершенно правильным, подумал Вильерс, но, обессилев от боли и жара, не стал ничего объяснять. За всю жизнь у него было всего двое друзей – Элайджа и Бенджамин. Элайджа стал герцогом Бомоном, напыщенным политиком, Бенджамин умер…

Вильерс решил, что обязательно попросит у Элайджи прошения, будь тот хоть самым важным политиком на свете. Но за что? Герцог не знал. Он не мог вспомнить, из-за чего они поссорились. Это произошло много лет назад и как раз в доме Бомона, так что поездка туда имела смысл.