Феликс - значит счастливый... Повесть о Феликсе Дзержинском - Юрий Михайлович Корольков

в Париж. Ленин расспрашивал Дзержинского о делах в Королевстве Польском, огорчался арестом Зоси, негодовал по поводу провокаторов. Потом спросил:

— Послушайте, Юзеф, а что вы думаете о ликвидаторах, не мешают они вам работать?

— Знаете, — усмехнулся Дзержинский, — не так давно мы с женой бродили по горам в Татрах. Встретили пастуха-горца, разговорились о волках, об овцах, о дурных людях, и он сказал так: «Если у тебя в руке козий сыр, а ты должен вступить в драку, бросай сыр на землю. С сыром в руке кулак не сожмешь...» Я с ним согласен.

— Ну, ну! С сыром в руке кулак не сожмешь... Так это вы насчет ликвидаторов? Хорошо! Считаете, что их надо отбросить и освободить руки!.. — Владимир Ильич снова засмеялся. Потом стал серьезным и спросил: — А как вы смотрите на голосовцев — на воинствующих ликвидаторов? Не следует ли их исключить из партии?

Голосовцами называли сторонников ликвидации нелегальной социал-демократической партии, объединившихся вокруг редакции «Голос социал-демократа».

— Это необходимо сделать! — убежденно ответил Феликс. — Здесь не может быть двух мнений, Владимир Ильич.

На совещании Ленин снова вернулся к этому разговору. Они сидели рядом, и Владимир Ильич что-то написал на клочке бумаги, протянул листок Дзержинскому. Дзержинский прочитал и улыбнулся. Там было написано:

«Договор Ленина с Юзефом.

«Это необходимо сделать» — восклицание Юзефа на вопрос, необходимо ли исключать голосовцев из партии. Ленин».

Дзержинский приписал: «Но как?» и поставил подпись: «Юзеф». Ленин кивнул головой и отложил записку.

Через полгода в Праге собралась Всероссийская партийная конференция. Партия избавилась от ликвидаторов, меньшевиков, пребывавших в ее рядах. Ленин решительно потребовал объединения партии на твердой идейной основе. Решался вопрос, который Дзержинский задавал в шутливом договоре с Лениным. После совещания, в день, когда Дзержинский собирался уезжать в Краков, он узнал, что Михаил Бакай живет где-то в окрестностях Парижа. Установив через Бурцева точный адрес и заручившись предварительным согласием на встречу, Дзержинский отправился к Бакаю.

У Бакая он провел несколько часов, слушая удивительный рассказ этого человека, убежденного эсера, склонявшегося к терроризму, ставшего потом сотрудником российского Департамента полиции, а затем снова вернувшегося в партию эсеров.

— Я знаю о вас не только от Бурцева, но и по заведенному на вас делу в Варшавском охранном отделении, — сказал Бакай, здороваясь с Дзержинским на пороге маленького домика в предместье Парижа.

Перед Дзержинским стоял человек лет тридцати, с волнистой шевелюрой, в которой пробивалась ранняя седина. Они прошли в маленький кабинет, заваленный книгами, журналами, преимущественно на русском языке.

— С чего же мы начнем? — спросил Бакай, протянув гостю настольный портсигар орехового дерева.

— С предателей, которые действуют в Варшаве против нашей организации, — сказал Дзержинский. — Прояснить это — основная цель моей встречи с вами.

И все же разговор начался с другого. Бакай словно оправдывался перед своим гостем... Он начал издалека, заговорил о своей жизни, идеалах, о романтике борьбы, о первых разочарованиях, о первых встречах с провокаторами.

— Нет, не встречах, — поправился Бакай, — точнее будет сказать — первых известиях о работе провокаторов. Я готов был собственными руками убить предателя, но не знал, в кого мне стрелять... А жертва провокатора — мой товарищ — отправился в ссылку. Тогда я был еще молод и решил любыми путями раскрыть провокатора. Для меня существовал один закон — цель оправдывает средства. И я пошел служить в охранное отделение, сначала филером, затем, войдя в доверие, стал чиновником для особых поручений в варшавской охранке. Там я в самом деле многое узнал, но мне хотелось знать еще больше, и я продолжал работать. Несколько лет назад, если вы помните — об этом писали в газетах, кто-то сообщил Центральному комитету эсеров, что в руководство партии проникли два провокатора — Азеф и Татаров.

— Нет, не помню, в то время я был в тюрьме, — сказал Дзержинский.

— Ну, не важно, можете поверить мне на слово... Так вот, когда я узнал об этом анонимном сигнале, я понял, что в Департамент полиции проник кто-то еще из революционеров. Причем этот человек, видно, знал больше, чем я. Об Азефе я просто не слышал... Предательство Татарова подтвердилось, и вскоре эсеры-боевики убили его в Варшаве. Убил его Борис Савинков. А провокатор Азеф сумел представить дело так, будто анонимное сообщение — клевета на пего. Азеф подтвердил это настолько убедительными показаниями свидетелей, что предъявленные обвинения отпали...

Но у меня были другие сведения: в продолжение шестнадцати лет Азеф служил в Департаменте полиции и получал за это большие деньги. Он предотвратил покушение на Николая II, на царского советника Победоносцева, на нескольких генерал-губернаторов...

Дзержинский внимательно слушал рассказ Бакая, хотя его куда больше интересовали другие провокаторы, действовавшие в Королевстве Польском.

— Скажите, но как удалось подтвердить, что Азеф действительно был провокатором?

— Для меня лично это стало ясным давно... Потом, когда я ушел из охранки, получив наградные за долгую службу, — Бакай горько усмехнулся, — меня арестовали, сослали. По дороге удалось бежать. На волю вышел только через год после ареста. Все это время Азефом занимался Бурцев. В ЦК эсеров не верили в предательство Азефа. Тогда Бурцев пришел к бывшему начальнику Департамента полиции Лопухину и предупредил, что террористы расправятся с ним, если он не расскажет, как обстояло дело с Азефом. Лопухин перепугался, выехал за границу, будто на лечение, и там в присутствии Савинкова, Чернова и кого-то еще из ЦК эсеров подтвердил, что Азеф действительно провокатор. Азефу удалось скрыться. Он и сейчас где-то прячется, опасаясь мести. А Лопухина судили в Петербурге и приговорили к каторге.

— Но провокации охранки распространялись и на другие партии, — сказал Дзержинский. — Меня прежде всего интересует социал-демократия. Здесь тоже немало провокаторов.

— Даже больше, чем вы предполагаете. С вами, в частности, я познакомился прежде всего по агентурным донесениям. Вот, к примеру, один из документов, который мне удалось скопировать и вынести из варшавской охранки. Вы не были на Лондонском съезде партии, но вас заочно избрали тогда в Центральный Комитет. — Бакай вытянул из письменного стола папку, достал листок, исписанный тесными строчками. — Вот информация Департамента полиции, которую получили в Варшаве после Лондонского съезда: «Департамент полиции сообщает Вашему высокоблагородию, что, по агентурным сведениям, на проходившем в минувшем месяце в Лондоне съезде представителей РСДРП избран новый состав Центрального Комитета». Здесь Ульянов-Ленин, Красин, Дубровинский... А вот представители польской социал-демократии — Адольф Барский, Юзеф