Самоубийство исключается. Смерть в аренду - Сирил Хейр

Она быстро освободилась из его объятий и, удерживая на расстоянии вытянутой руки, стала рассматривать его лицо и бессвязно сокрушаться, как он побледнел и поседел. А он со своей стороны пристально разглядывал дочь. Она тоже изменилась. Утратила девичье очарование, которое он помнил, и обрела статность и привлекательность зрелой женщины. «Как раз то, что обожают французы», – подумал Фэншоу. В этот момент ее щеки зарделись, и в глазах появилось выражение, заставившее его вскинуть брови в немом вопросе.

Она заметила это и словно в ответ немного отстранилась.

– Я не думала, что ты освободишься на неделю раньше, – шепотом сказала она. – Я не ждала тебя.

– Я так и понял со слов Элеоноры.

– Значит, ты не получил мое письмо?

– Выходит, что нет, раз я здесь. Стало быть, как я полагаю, ты писала, чтобы я не приезжал.

Она отвернулась в явном смущении.

– Папа, это ужасно трудно…

– Вовсе нет. – В сухом, лишенном эмоций тоне Фэншоу не слышалось обиды. – Я здесь некстати. И в этом нет ничего удивительного. Верно?

– Отец, ты не должен так говорить. Это звучит…

– Я могу представить очень много обстоятельств, – продолжил он, – при которых появление бывшего заключенного поставит его дочь в неудобное положение. К примеру, это может пагубно сказаться на перспективах хорошего замужества…

Она резко вдохнула и посмотрела ему в глаза. И он увидел в них все, что ему нужно было знать.

– Мы понимаем друг друга, – уныло сказал он. – В таком случае долг отца удалиться как можно тише. Только почему ты не дала мне знать заранее?

– Я… я пыталась… часто, но мне не хватало смелости. Это трусость, я знаю, но я все откладывала и откладывала до последнего момента. Мне было так стыдно.

– Тебе нечего стыдиться, – заверил он ее. – Кто этот молодой человек? То есть я надеюсь, что молодой. Полагаю, он француз?

– Да. Его зовут Роже Пайар. Он…

– Из семейства автомобильного магната Пайара? Поздравляю. И они, конечно, ничего обо мне не знают?

Она покачала головой и сказала:

– Я впервые еду погостить у них. Он единственный сын, а мать, конечно…

– …очень высокого мнения о нем. А он – un jeune homme bien elevé, trés comme il faut[11], и все такое прочее.

Фэншоу так похоже сымитировал интонации престарелой француженки, что дочь невольно рассмеялась.

– Очень хорошо, – продолжил он. – Надеюсь, ты будешь счастлива, дорогая. Фамильный скелет вернется в свой шкаф и закроется там. Кстати, где сейчас Роже?

– Ждет в машине. Мы пообедали, и я приехала за своим чемоданом.

– Тогда поторопись, дорогая моя, поторопись. Не заставляй его нервничать.

Он легко поцеловал ее, и она пошла к двери, но на пороге остановилась.

– Что такое? – спросил он.

– Отец, ты ничего не сказал о… Тебе, наверное, нужны деньги. Если я могу помочь…

– Деньги? – переспросил он. – Не беспокойся об этом. У нас, аферистов, как ты знаешь, всегда есть заначка.

Она подмигнула ему, почувствовав в его тоне иронию, и поинтересовалась:

– Но что ты собираешься делать?

– Может быть, с позволения Элеоноры останусь здесь на ночь. Или на две, если захочется. Но в любом случае до твоего возвращения уеду. Потом я вернусь в Лондон. Твоя тетя любезно предложила мне жить в ее доме, сколько мне заблагорассудится.

– Ты там умрешь от скуки, – вздохнула она.

– Это не входит в мои планы. Так или иначе, двум одиноким людям вместе не так скучно, как порознь. Тебе надо идти. До свидания. Желаю удачи.

Она оставила его, и когда сбегала по лестнице к ожидавшей ее машине, слова «двум одиноким людям» звенели у нее в ушах как колокол.

Воскресенье, 15 ноября

В кафе «Под солнцем» на Гудж-стрит в обеденное время в воскресенье яблоку негде упасть. Узкая комната с побеленными стенами и двумя рядами столиков вдоль них привлекает посетителей из района гораздо более обширного, чем довольно убогие окрестности. Публика здесь собирается разношерстная. Сюда приходит много иностранцев, кто в обносках, кто в приличной одежде, но без шика. Всех их объединяет единственная характерная черта: они знают толк в хорошей еде. И Энрико Вольпи, плотный коренастый генуэзец, освоивший кулинарное искусство в Марселе и достигший его высот в Париже, старается не разочаровать их.

Фрэнк Харпер, клерк в компании «Инглвуд, Браун и К°, акционеры и агенты по недвижимости Кенсингтона», открыл для себя кафе «Под солнцем», оказавшись по делам своего шефа на Тоттенхем-корт-роуд. Он был приятно удивлен едой и менее приятно – счетом за нее. Расплачиваясь, он с огорчением решил, что это кафе не для бедных. Что касается его самого, подумал он, то это заведение нужно иметь в виду для какого-нибудь особого случая.

И вот он как раз представился. Харпер весь извелся, заказывая соответствующие этому случаю блюда, а Вольпи, с первого взгляда угадывавший влюбленного в молодом человеке, превзошел себя в их приготовлении. И за кофе Харпер с обоснованной уверенностью обратился к своей спутнице:

– Ну как, Сьюзен, тебе понравился ленч?

Девушка довольно улыбнулась.

– Фрэнк, это не ленч, а мечта. Я объелась, как поросенок, и за ужином не смогу проглотить и кусочка. Просто супер, что ты нашел это местечко. Если бы только… – В ее искренних серых глазах появилась тревога.

– Что если бы только?

– Если бы только это не ударило по карману.

Бессмысленно счастливое выражение на лице Харпера сменилось гримасой досады.

– Что сейчас об этом говорить? – устало заметил он. – Я не подумал…

Сьюзен тут же раскаялась.

– Прости, дорогой. Я не хотела сказать ничего такого, что испортило бы впечатление. Я поступила гадко.

– Ангел мой, ты не можешь поступить гадко, даже если бы постаралась.

– Нет, могу и смогла. Но все равно, – возобновила она наступление, – иногда нам нужно быть практичными.

– Ну хорошо, – резко сказал молодой человек, – давай будем практичными. Я знаю, о чем ты думаешь. Я клерк в жалкой фирме и получаю два фунта и десять шиллингов в неделю, что, наверное, почти на два фунта и девять шиллингов больше, чем я стою. Я работаю там уже четыре года, и мои перспективы на продвижение равны нулю. Ты получаешь от отца на личные расходы пятьдесят фунтов в год, и тебе повезет, если он будет давать сто после замужества. Поскольку мы принадлежим к дворянскому сословию, то не можем пожениться, имея доход менее семиста фунтов в год – на худой конец он должен быть хотя бы шестьсот. И если мы попытаемся обходиться даже этим, то такая жизнь медом не покажется, а твоего отца хватит апоплексический удар, узнай он, как живет его дочь. Ты это считаешь практичным?