Иная кровь - Вера Петрук

Слова колдуна неприятно резанули слух, но Кай сжал зубы и опустил руки в Хищиду, надеясь, что более плотный контакт разбудит бессердечного бога. Калюста не реагировал.

— Чего молчишь, болото разноцветное! — от злости Кай хлопнул ладонью по поверхности озера, которое заколыхалось, словно желе. Одного из самоделов обрызгало, и тот обиженно вытерся. Ликвор все еще отделялся от Хищиды, но с трудом и как-то неохотно. За полчаса возни на берегу они даже не сумели закрыть дно одного контейнера. Остальные колбы по-прежнему стояли пустыми. В воздухе нарастало напряжение, а сердитый взгляд Соломона прожигал в спине Кая огненные дорожки.

Отчаявшись, Кай залез в жижу по пояс, добрел до противоположной стены, обошел озеро по кругу и вылез на берег, даже не потрудившись оттереть одежду от налипшей массы. Калюста молчал, капли ликвора не увеличивались, а время превратилось в тягучую смолу. Казалось, они провели в этой пещере много часов, хотя по наручным часам колдуна было видно, что не прошло и тридцати минут.

— Не получается, — прошептал он Соломону, который присел рядом на корточки. Колдун уже не кричал на него, а лишь озабоченно осматривал, словно Кай был поломанным механизмом. Правда, трогать его, заляпанного Хищидой, он опасался.

— Может, я все-таки не самодел? — спросил Кай, боясь, что Соломон согласится. — Вдруг вы перепутали?

Колдун почесал подбородок, тоскливо посмотрел на редкие капли ликвора, задумчиво пожевал губу.

— Глотни-ка ее, — неожиданно предложил он.

Кай понял не сразу:

— Хищиду?

— А кого же еще? — нетерпеливо бросил колдун. — Возможно, проблема в недостаточной интеграции. Всем им, — он махнул на самоделов, — я делал прививки, ты же свалился на нас неожиданно, не до подготовки было. Сейчас принесу шприц, а ты пока попей из этого болотца.

У Соломона явно улучшилось настроение, так как он поднялся и, присвистывая, принялся рыться в сумках. У Кая же скрутило живот. Он, конечно, испытывал более чем теплые чувства к Хищиде, особенно после того как узнал о своих родственных связях, но одна мысль о том, чтобы взять в рот разноцветную жижу, вызывала стойкую тошноту.

— Давай, давай, — подбодрил его колдун, вернувшийся со шприцом. — Не тяни время, глотай. Территория чужая, Хищида непредсказуемая, да и гомозуля датчики засекли. Хорошо, что пугач взял, но, сам понимаешь, деактиватор может в любой момент включиться. Тогда и контейнеры накроются, да и нам не сладко придется.

«Ради тебя, Карли», — прошептал Кай и, захватив пригоршню Хищиды, отправил массу в рот. И чуть не выплюнул обратно, с трудом сдержав рвотный позыв. Надежда на то, что у жижи не будет вкуса, не оправдалась. Самодел был маслянистым, горьким и тягучим, словно смола. Он мгновенно налип вязкой коркой на зубы, обволок неприятной пленкой язык с гортанью и превратил слюну в горькую отраву. Чтобы масса не полезла наружу, Кай зажал себе рот ладонью и, зажмурив слезящиеся глаза, принялся понемногу глотать заполнившую рот гадость. Когда он, наконец, справился, ощущение было такое, словно он наглотался собственной крови вперемешку с дерьмом и всеми нечистотами, которое может исторгать человеческое тело.

Желудок отреагировал моментально, послав ему спазм такой силы, что Кай скрючился от боли, даже не обратив внимания на иглу, которую Соломон всадил ему в плечо. Справиться с волнами тошноты и боли удалось не сразу, но Кай все-таки разогнулся и с помощью колдуна сел более-менее прямо.

— Попробуй еще раз, малыш, у тебя получится, — Соломон почти с нежностью погладил его по спине, но в тот момент, когда Кай хотел возмутиться на «малыша» в его голове загремел Калюста.

— Хозяин, надо бежать! Нас накрыли!

Голос оборвался вместе со звуком выстрела, оглушительным громом, прокатившимся по пещере. Колдуна рядом уже не было, и Кай неловко повалился на камни. Боль в животе стихала, зато руки с ногами превратились в конечности чужого тела и не слушались.

— Калюста, ликвор, — прошептал он, блуждая в лабиринте путаных мыслей, но тут камень под щекой разлетелся вдребезги, едва не утыкав осколками его глаза. Кай зажмурился, чувствуя, как по лицу барабанят каменные крошки, а вместе с ними спадает туманный морок. Из ушей словно вынули затычки, и в голову ворвался пронзительный крик одного из самоделов, который наполнял пещеру до краев, не оставляя места другим звукам. Они раздавались словно издалека — брань, редкие выстрелы, топот ног и возня сцепившихся в драке тел.

Скатившись к кромке озера, Кай приподнял голову, но Хищида светила тускло, побледнев то ли от страха, то ли злости из-за вторжения на свою территорию, других же источников света не осталось. Однако Кай разглядел кричавшего самодела. Он лежал рядом с колбами, обнимая себя за плечи и захлебываясь криками боли. Этот был тот самый человечек, голос которого Кай сначала принял за голос Бога. В него попали первым. И хотя в дорожденных снах Кая было полно жертв, пострадавших от риппов, вживую раненного этим оружием он видел впервые. Самоделу оторвало ногу выше колена — обрубок валялся неподалеку, ступней в Хищиде.

Кай попытался встать, но тело не слушалось. Он не сразу понял, что постепенно сползал в разноцветную жижу. Берег имел естественный уклон, и камни под Каем катились вниз. Хищида мягко обволокла его ноги, но вскоре погружение прекратилось — подошва сапога уперлась в подводный камень, и Кай замер, не желая еще раз наглотаться самодела. Он и первый раз на всю жизнь запомнит.

Тем временем, пещера озарилась новой вспышкой света и грохотом риппа. Ослепленный, Кай зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, как Соломон оседает безвольной тушей прямо на колбы. Упасть колдуну не дали. Его подхватила высокая фигура, не дав раздавить ценные приборы, на которые тот падал, и тут Кай понял, кем являлись внезапные захватчики. Человек подошел слишком близко к Хищиде, и в бледный ореол света, исходивший от озера, попала его рука со знаком Калюсты, выбитым на плече. Лица Кай не разглядел, но такая же татуировка была у Валентина. В голове всплыли слова Клевера о калюстианцах, арендовавших пещеры у гномов. Кай заскрежетал зубами: война за ликвор была так не вовремя.

Тем временем, Соломона небрежно отбросили в сторону, и человек скрылся. Где-то еще сопротивлялись самоделы. Уже привыкшие к темноте глаза Кая различили у входа в пещеру пять силуэтов, окруживших «детей» Соломона, но в тот момент его интересовал только колдун, который не подавал признаков жизни. Соломон не мог умереть. Не имел на это никакого права. Кай же не хотел верить в то, что его первый самостоятельный шаг закончится провалом.

Полежав немного в Хищиде и почувствовав, что может двигаться, не опасаясь оставить на камнях желудок вместе с содержимым, Кай осторожно пополз к колдуну. Конечности слушались плохо, но в них появилась сила. И хотя Бог по-прежнему не хотел говорить с ним, купание в самоделе явно пошло Каю на пользу — силы возвращались.

— Соломон, — позвал он колдуна, бледность лица которого могла успешно соперничать с бледностью пещерного свода. — Очнись! Не смей умирать, или я, клянусь, напою тебя Хищидой.