Каждый твой вздох. Там, где заканчиваются слова, начинается танец - Ирэне Као

– Гляди. – Диана вытягивает ее из водоворота мыслей и указывает в небо. – Фейерверк начался.

Фонтан света разрывает темную гладь, окрашивая ее золотистыми каплями.

– Пойдем дальше, там лучше видно, – говорит Бьянка, вцепившись в ее руку. Вместе они подходят к Мирадору, выходящему к порту. Найдя свободное место, они прижимаются к мраморному парапету. Небо похоже на покрывало, расцвеченное пестрыми огнями.

Чуть поодаль с заразительной страстью целуется пара. Бьянка наблюдает за ними и в этот миг понимает, что ей чего-то не хватает. Вернее, кого-то. Маттиа. Она не может не думать о нем, не в силах даже ненавидеть по-настоящему, несмотря на то что он сделал. Непрерывный поток образов проносится в голове: их первый поцелуй, первый раз, когда они занимались любовью, первый физический и ментальный контакт, как они разговаривали, смеялись, спали вместе, та чудесная химия, что непрерывно искрила между ними.

– О чем ты думаешь? – спрашивает Диана, видя ее взгляд, завороженный вовсе не фейрверком.

– Ни о чем, – отвечает та. И может быть, так и есть, потому что мысли ее нечеткие, бессвязные, они текут и наслаиваются одна на другую, разбиваясь, как стеклянные пластинки, на множество осколков.

Диана берет ее за руку.

– Я тебя люблю, малышка. – И чмокает ее в щеку во внезапном приливе искренней привязанности и дружбы, способной исцелять даже самые глубокие душевные раны.

– Я тоже тебя люблю. – Бьянка в ответ крепко сжимает ее руку. И смотрит на небо. Вспышки огней в эту ночь знаменуют начало нового.

В конце сентября в Бассано-дель-Граппа осень в самом разгаре. Небо ближе к обеду серое, воздух тяжелый, плотный, фасады зданий на Пьяцца Либерта кажутся еще более тусклыми, чем обычно, как будто они подернуты темной патиной. Бьянка быстро идет под портиками. Она приехала два дня назад и еще не может привыкнуть к приальпийскому климату.

С другой стороны, ее не было пять месяцев – не так уж и мало, учитывая все случившееся. За эти месяцы она полностью стерла и переписала набело свою жизнь. Вот и на Ибице лето кончилось, но только для туристов, потому что вода еще теплая и можно купаться. Несколько вечеров назад она завершила сезон прощальным выступлением Белой Королевы – как грустно было расставаться с огромной семьей артистов и танцоров! – и в последние дни помогала Амалии закрывать сезонный баланс «Каса де л’алма». Баланс закрылся с положительным сальдо, в том числе и благодаря хорошим продажам новой линии одежды из натуральных материалов.

Сейчас она только что вышла из здания школы танцев. Было нелегко войти в зал, где она столько лет преподавала сотням девочек в балетных пачках. Сколько их выросло у нее на глазах… Кто-то уже поступил в университет! Класс этого года – те, которых она оставила в мае, единственная червоточинка, что угнетала ее, когда она решила уехать на Ибицу, – показывает хорошие результаты. Но она не готова принять на себя новую должность, ведь это подразумевает ответственность и постоянное присутствие. С тяжелым сердцем она сообщила о своем решении Лорелле, директрисе, которая приняла это хуже, чем она ожидала. Бьянка пыталась объяснить ей, что сделала этот выбор именно ради девочек: в ее жизни сейчас непростой период, и как педагог она была бы ненадежной, и если бы что-то пошло не так, она не простила бы себе этого.

Как тяжело ей было произнести это «нет»! Но это был не побег, а честный поступок. Со смутным чувством вины она проходит через Пьяцца Либерта, на Виа Рома. Тепло здоровается с женщиной за шестьдесят, переходящей улицу, – подругой своих бывших «свекров», – но та лишь холодно кивает в ответ и проходит мимо. То же было и с владельцем закусочной рядом с Мостом: она, как обычно, поздоровалась с ним, он не ответил и быстро скрылся в помещении. Может, это только ей кажется, но в городе ей, похоже, не рады. А может, она ошибается, и люди, встречавшиеся ей по пути, были слишком заняты собственными делами, чтобы удостоить ее сердечного приветствия.

Она входит в свое любимое кафе в начале Виа Рома. Одной из немногих итальянских вещей, которых ей не хватало, был кофе макиато – так, как его делают у Сорио.

– Здравствуй, Луиза! – с улыбкой приветствует она кассиршу. В этом кафе она тут же чувствует себя как дома.

– Привет, Бьянка, – холодно отвечает Луиза, опустив глаза. В ее голосе совсем не чувствуется обычного тепла. – Чего желаешь?

– Горячий макиато. – Бьянка оглядывается, вдыхает аромат: пахнет не так вкусно, но может быть, это ей все видится в дурном свете. – Сейчас заплачу.

Она достает кошелек из полотняной сумки. Потом видит порции штруделя на верхней полке стеклянной витрины, над круассанами: внутри – мед и изюм, краешки золотистые и хрустящие.

Невозможно устоять.

– И еще кусочек штруделя. С собой.

Она съест его позже, в родительском доме.

– Со штруделем – четыре пятьдесят, – отвечает Луиза – и снова этот взгляд искоса. Странно, что она не спрашивает, где была Бьянка все это время, почему ее не было видно в городе.

– Вот. – Бьянка протягивает пятиевровую купюру, берет сдачу и идет к стойке, где бариста уже готовит пену для кофе и наливает ее в чашку.

– Кому горячий макиато? – спрашивает она, как будто в баре помимо Бьянки толпа народу.

– Мне, спасибо. – Она подходит к стойке, берет чашку и делает глоток обжигающего кофе. «Вот закаленная!» – говорит Диана всякий раз, когда видит это. При мысли о подруге на лице у нее появляется улыбка.

За одним из столиков рядом со стойкой Бьянка замечает синьору Лию и ее невестку Марианну – они вечно в курсе чужих дел, нет бы заняться собственными! Бьянка приветливо кивает им и тут же возвращается к своему кофе. Но едва она отворачивается, они тут же принимаются шушукаться, даже не трудясь понизить голос, чтобы их не слышали.

– Вот нахалка! – говорит синьора Лия. – Заявиться сюда, после того как она заставила своего жениха столько страдать! Бедняжка Нони… Столько работает. Бросить такого человека ни с того ни с сего и уехать торговать собой на Ибицу! Как так можно?

Бьянка замирает, поперхнувшись кофе, и обжигает горло, чего с ней никогда не случалось. Невероятно: Себастьяно распустил о ней слухи… настроил всех против нее в родном городе!

– И правильно, что он теперь встречается с дочкой Бортолани – ну того, что занимается цементом, – поддакивает Марианна. Из них двоих она моложе, но куда стервознее.

Ну и ну, этот засранец времени даром не терял! Бьянка чувствует, как переворачивается желудок.

– Антонелла Бортолани – уж она-то знает, что такое управлять компанией, эта ей в подметки не годится, – продолжает Марианна с безумным смешком, который долетает до Бьянки. – Ты только посмотри на нее – в каких-то лохмотьях, как цыганка.

Одета она и вправду немного по-цыгански, внезапно понимает Бьянка – в ивисском платье из белого хлопка и «казаках», найденных в родительском доме, что носила, когда ей было двадцать. Но уж лучше быть цыганкой, чем вечно терпеть измены. Ей почти жаль этих двух кумушек, наштукатуренных и с огромными серьгами в вытянутых мочках. Ничтожества… Провинция Венето – царство сплетен и пересудов. Интересно, что еще о ней болтали в эти пять месяцев? А все из-за этого мерзавца, который мнит себя здесь королем. Она едва сдерживается. Делает глубокий вдох. Правая нога дрожит. Она делает последний глоток кофе, вытягивает язык, чтобы ощутить его горечь под мягкой сладостью пены. Затем ставит пустую чашку на стойку, берет штрудель и выходит, ни с кем не прощаясь.