Чумная экспедиция - Далия Трускиновская

А тут, извольте радоватся, вламывается Преображенского полка капитан-поручик Архаров с какой-то околесицей!

Сенатор прекрасно умел держать в голове хитросплетения придворных интриг: кто за кого да кто почем перекуплен. Он тут же вспомнил о розыске по делу об убийстве митрополита, которое Орлов сгоряча доверил неповоротливому и грубому преображенцу. И то, что Архаров явился докладывать именно ему, Волкову, показалось весьма любопытным.

– Вашей милости известно, что вся Москва только и ждет, чтобы его сиятельство опозорился и допустил промашку. И коли промашки все нет и нет, статочно, найдутся ловкачи, чтобы ее подстроить. Люди видели ночью офицеров нашей экспедиции преследующими приказчика из разграбленной лавки, из сего вывели, будто наши солдаты - грабители и хуже мародеров, потому что безнаказанны! - взволнованно говорил Архаров. - Это случилось третьего дня, и слухи уже поползли по городу. Тучков, тащи сюда Якушку!

Якушка и сам был не рад, что вздумал в «Негасимке» показывать, сколь он силен и неукротим. После ночи на леднике, где безо всякого льда зубы сами собой стучали, он был за шиворот протащен через особняк и брошен на колени перед вельможей. Якушка поднял голову - и впал в прострацию, потому что вельможа оказался недобрит, одна щека гладкая, другая в мыльной пене.

– Говори, кто прибил твоего косого Савельича! - велел Архаров. - Как мне кричал - так и тут говори! И вот господин Мамонов, который может подтвердить - приказчик лавки сам нечаянно набежал на наших.

– Погоди, погоди, господин капитан-поручик, - принялся успокаивать его Волков. - Тут и писать-то некому и не на чем! Сыщи человека, сними с него показания… чего ты его ко мне приволок, я бы тебе и на слово поверил… Я этим делом займусь непременно и премного тебе благодарен!

– Надобно разобраться, кто сделал налет на лавку!

– Я помню, помню, разберемся!…

В итоге Архаров, Левушка, Мамонов и Якушка оказались на лестнице.

– Как быть? - спросил Левушка. - Николаша, а я ведь показания снимать не умею!

– Я тоже! - отрубил Мамонов, страшно недовольный визитом к Волкову. - Не по-товарищески это, Архаров! Мы-то тебе всей душой на помощь пришли!

Архаров отвернулся. Он уже несколько остыл и собственные крики в волковской комнате вдруг показались ему нелепыми. А признаваться в неловкости совершенного поступка он не желал.

– Вот что, Тучков, нам надобен Шварц, - решил он. - Пусть разбирается и с лавкой на Маросейке, и с этим недоумком и вытряхает из него истину.

– Ка-какой Шварц? - встрял вдруг Якушка. - Шварц? Черная душа?!

И рухнул на колени, и запричитал, умоляя выслушать его без всякого Шварца, потому что тот как прикажет своим кнутобойцам!…

– Какие еще кнутобойцы? - спросил Архаров.

И тут выяснилось, что тихий немец славится на Москве суровыми способами добывания сведений.

– Прелестно! - обрадовался Архаров. - Тучков, бери любую карету, скажи - его сиятельство позволил, живо на Никольскую, тащи сюда черную душу! А то у нас еще один детинка сидит в чулане…

И вдруг задумался.

Польза от визитации в чумной барак все же была - из-за Марфиного бреда Архаров побывал в «Негасимке» и первым в голове своей свел воедино старика Арсеньича, которого подобрали семеновцы, и ограбление лавки. А также и три рубля, будь они неладны!

И Мамонов ушел, клянясь, что никаких с себя показаний снимать не дозволит и что более никто из семеновцев Архарову доброго слова не скажет, а не то что для него приметные рубли собирать. И Левушка убежал - судя по тому, что не вернулся, карету он раздобыл и на ней умчался. И Якушка, не вставая с колен, притих. Только когда он стал потихоньку отползать, Архаров цапнул его за шиворот и самолично доставил обратно на ледник. А потом взял свечу и пошел в чулан, где содержался митрополитов убийца Устин Петров.

– Тебя кормили? - первым делом спросил он, еще не видя сидящего на полу в темноте Устина, а только услышав его тревожное «Господи Иисусе…»

– Нет еще…

– Чем занят?

– Богу молюсь…

Голос был тихий и спокойный. Не то что в Донской обители. Очевидно, Устин уже пережил первое потрясение от бешеного покаяния, уже в душе отдал себя на строгий суд, и теперь оставалось лишь в полном смирении дожить до него.

– Это правильно, - одобрил Архаров. - Помолись, чтобы врать тебе не дозволял.

И закрыл за собой дверь.

Маленький огонек освещал чулан слабо, но Архаров освоился - и ему этого хватало. Изменения на лице Устина, направление его взгляда, движения бровей он разглядеть мог. Привалясь спиной к двери, он устроился поудобнее.

– Стало быть, я хочу узнать от тебя вот что… Да не ежься ты, дурень. Когда ты со своим рублем притащился к косому Арсеньичу за провиантом, кото ты там видел? И чему стал свидетелем?

Устин молчал.

– Дуралей ты, - тихо сказал Архаров. - Хочешь быть убийцей митрополита - я тебе мешать не стану, нам же легче… Но ты своим молчанием хорошим людям вредишь. Статочно, ты видел злодеев, которые разгромили лавку и убили приказчика. Коли их не изловить - от них много беды будет.

Устин вздохнул.

– Знаешь ты, о ком я толкую, а выдавать не хочешь. Не по-божески это…

– А Богородицу обокрасть - по-божески?

– Нет, - отвечал Архаров.

– А крестных ходов Господа лишить? Восемь крестных ходов в год из Успенского собора, такое для души утешение! А он и этого лишил. К Илье Пророку, что на Воронцовом поле, ходя не было, и потом, в Новодевичью обитель, и в празднование происхождения честных древ, - ничего не было! И к Донской Богородице не ходили, а она ведь Москву спасла, вот откуда у ней обида, вот почему все за нас, грешных, не вступается. Тогда она и Митеньке в видении являлась! И на Сретенье хода не было… Да что уж говорить…

Устин, взволновавшись было, с некоторым трудом принудил себя к смирению.

– По мне, коли уж митрополит наказан поделом, и иные люди тоже должны наказание понести - те, что сундук с деньгами на всемирную свечу преступным образом унесли и спрятали, - отвечал Архаров. - Вот они уж точно Богородицу обокрали.

– Так разве ж?…

– Что?

– Разве ж владыка его отцу игумену не отдал?

– Какому отцу игумену?

– Донской обители.

– Нет, не отдал.

Архаров пристально посмотрел на Устина. Тот несколько смутился. В словах про отца игумена было некое увиливание от подлинной сути событий. Но зачем, для чего - Архаров пока не мог взять в толк.

– Ты все же расскажи, кого в лавке у косого Арсеньича повстречал. И не запирайся - я знаю, что ты на рубль, что я тебе оставил, купил продовольствия. Ночью ходил за провиантом. И сколько-то его приобрел. Да только домой к себе не понес. Куда ты его девал?