Непреклонные - Инна Тронина

Пойми, что Наталья Лазаревна родилась в деревне, а я — сугубо городская жительница, ленинградка-петербурженка, дитя Гражданки. Дочка доктора наук, всю жизнь отдавшего Политехническому институту. И мне уже поздно меняться, тем более что в душе моей нет любви к тебе. Той любви, которая могла бы вдохнуть в меня силы, заставить совершить невозможное. Но ведь и ты меня не любишь, Юра. Подумай, нужен ли нам обоим такой брак.

Я сразу предупреждаю, что никогда не сочту тебя благодетелем. И ни за что не возьму твою фамилию, не дам её Денису. Если уж мальчику не суждено носить фамилию родного отца, пусть продолжает род деда. Оленниковы должны остаться на земле. А ведь ты и мысли не допускаешь о такой вольности. Мы слишком по-разному понимаем свой долг, и разные понятия вкладываем в слово «любовь». Такими нас воспитали, и мы не виноваты.

Наверное, я поступаю неблагодарно и глупо. Но я — не наложница, не содержанка. Для того чтобы отдаться, мне нужна, по крайней мере, симпатия. Насилие — физическое или моральное — отвратительно мне. Я никогда не отдам в твою власть своего сына. В первую очередь потому, что вы с тётей зря хотели вернуться в прошлое. Должно быть, тот ужас, что случился с ней, и есть предупреждение высших сил.

Ты понимаешь, о чём я говорю. Слишком хорошо помню, как висела на твоих плечах, умоляя не начинать войну с инородцами, которые на деле оказались не виновными в случившемся с тётей. Волею судьбы она пала жертвой сумасшедшего, взгляды которого не очень-то отличались от её собственных. И я не допущу, чтобы мой сын хоть раз в жизни услышал то, что услышала я, умоляя тебя не мочить «черножопых». Да, ты именно так их и называл — из песни слова не выкинешь.

Ты будешь смеяться, но мой Денис уже влюбился. Между прочим, в дочку той самой Оксаны Бабенко. Девочка — наполовину чеченка, и мне страшно вообразить, что Денис вдруг задумается об этом. Если ты воспитаешь черносотенцем своего Мишку, то сам и будешь отвечать. Но Денис — самое дорогое, что у меня есть. И я позволю вам встречаться только при условии, что мальчик будет иметь право на своё мнение.

Но ты привык, чтобы младшие по званию и возрасту беспрекословно слушались тебя, а уж тем более взятые в дом из жалости. И я предвижу, что ты захочешь сломать моего сына. Но лучше я умру с голоду, пойду на панель, чем допущу подобное. Денис должен оставаться таким, какой есть сейчас, — добрым, чистым, пусть порой и задиристым, даже грубоватым. И он не обязан расплачиваться за грехи — мои и тётины. Я теперь знаю, Юра, что у неё были грехи, и притом тяжкие.

Не представляю, на что буду жить, но из всякого положения есть выход. Возможно, я найду его, не одну ещё ночь проведя без сна. Вполне допускаю, что ты, прочитав это письмо, захочешь порвать со мной. Но пусть лучше это случится сейчас, чем после свадьбы.

Накануне Нового года, перед тем, как Оксана привезла твоё письмо, я ехала из Москвы в Питер. Со мной были дети — Денис и Октябрина, Оксанина дочка. Невинные дети, мальчик и девочка, мирно спали на одной полке, даже не подозревая, что судьбы их отягощены горем и слезами. И именно эта их невинность, их невиновность, спасли меня тогда от самоубийства. Я, наверное, от душевной боли выбросилась бы из «Стрелы», не будь со мной этих чудесных детей.

Юрий, ты можешь поручиться за то, что за спиной Дениса не будут шептаться кумушки? Что ни один из тётиных детей не намекнёт на его происхождение? Ни в чём его не упрекнёт? Лучше, наверное, стать любовницей кого-то другого, кто не будет претендовать на душу моего сына? Он заплатит и уйдёт, даже не вспомнив о Денисе. Пусть лучше мальчик будет для него какой-то абстракцией, а не крестником и двоюродным внуком покойной жены.

И ещё об одном я хочу написать тебе. О своей личной жизни, которая до сих пор складывалась не лучшим образом. Нужна ли тебе супруга, у которой до тебя было много мужчин? Не будешь ли ты всё время помнить об этом и при случае упрекать меня? Я никогда не была замужем, но довольно-таки редко ложилась в постель одна. Слишком много военных моряков проходило через наш госпиталь, и одним из них был отец Дениса. Нет, ни о какой любви тогда речи не шло, просто он понравился мне. Внешность, рост, обаяние — то, что теперь зовут харизмой. Что ещё нужно, чтобы приятно провести вечер в ресторане, а ночь — в одной постели?

Я знала, что вскоре мы расстанемся навсегда, и не питала никаких иллюзий. Потом были другие, о которых никто, кроме меня, не знал. Но именно от той осенней ночи у меня остался Дениска. Настоящее, глубокое чувство к его отцу пришло гораздо позже. Даже не тогда, когда он погиб. Только вчера, когда мы вместе с Денисом стояли у могилы, я неожиданно поняла, что люблю. Я счастлива, что мы встретились, что у нас есть общий ребёнок.

Согласен ли ты, Юрий, и при этих условиях взять меня в жёны? Даже зная, что я совсем недавно сделала очередной аборт от случайного партнёра, который подло обманул меня? Нет, он не обещал жениться. Он кинул меня, посулив работу, которую заведомо не мог предоставить. Я была в отчаянии, в безумной тоске, и потому плохо понимала, что делаю.

Я далеко не та скромная русская красавица, которыми кокочка воспитывала своих дочерей. Я открываюсь перед тобой, как на духу, потому что хочу оттолкнуть тебя. Отнять у тебя право, если мы всё-таки будем вместе, самостоятельно докапываться до моего прошлого. Кроме того, ты олицетворяешь в моих глазах страшный мир невежества и нетерпимости, погубивший мою тётю. Но ведь и она, как оказалось, не жалела живых людей.

Недавно я получила письмо от моей несостоявшейся свекрови из Новгородской области. Не падай в обморок — это мать Павла Шестакова, бывшего начальника твоей охраны. Представь себе, что он тоже был среди моих любовников. Более того, мы уже подавали заявление в ЗАГС, но из-за интрижки с отцом Дениса между нами произошёл разрыв. Ты не знал об этом, а тётя знала. Паша никогда не воевал в Чечне, он пострадал по нашей с тётей вине. Но я узнала о Пашиной трагедии неделю назад, из письма его мамы. Паша не просил сообщать мне, но она решила, чтобы я знала. И теперь, кроме всех прочих грехов, я должна искупать и этот.

Мы расстались, и вскоре выяснилось, что я беременна. Тётя решила, во что бы то ни стало, вернуть Павла. Она и мысли не допускала, что ребёнок может быть не от него. Павел отказался воссоединяться со мной. Тётя послала крепких ребят, и они искалечили Шестакова. А несколько месяцев спустя выяснилось, что Паша не может иметь детей. Тётя считала, что любой грех можно замолить, а любую вину — загладить. Но лично мне теперь невыносимо жить, потому что воспоминания о Пашке не уйдут никогда. Тётя расплатилась по всем своим счетам, а я — нет.

Наверное, Юра, я оскорбила тебя в лучших чувствах. Ведь тётя сделала это от любви ко мне. Но я ужасаюсь, схожу с ума от такой любви. Любовь должна нести свет, а не мрак, радость, а не боль.

Юра, милый, я представляю, сколько душевных сил заберу у тебя этим письмом! Ты ведь ждал совершенно другого ответа. Может, благоразумнее было бы мне всё скрыть, притвориться безмерно счастливой. Но я не могу так поступить. Я слишком много горя принесла людям и не хочу дальше множить зло. В первую очередь я жалею тебя — овдовевшего, несчастного. Всё-таки подумай ещё раз, стоит ли цепляться за прошлое, или лучше начать всё заново.