Самая долгая ночь - Грег Кайзер

Гискес подался вперед.

— Как вы понимаете, мы никому не должны ничего рассказывать. Договорились?

Пройсс кивнул — не столько в ответ на вопрос Гискеса, сколько своей собственной мысли, которая уже формировалась у него в голове. Да, почему бы ему не принять предложенную Гискесом помощь? Но когда они сделают свое дело, как только заговор будет раскрыт, он донесет на абверовца Науманну, объявит его предателем. Он густо выкрасит его черной краской, придумает для этого какую-нибудь историю. Науманн ему поверит, в этом нет никаких сомнений — разве он не сам говорил ему, что абвер в буквальном смысле кишит предателями.

Пройсс потянулся к шкафчику, где хранил бутылку «Пьер Ферран», достал ее и два стакана, в каждый из которых плеснул на палец коньяку. Для этого ему, правда, пришлось немного встряхнуть бутылку, чтобы извлечь из нее последние капли. Один стакан он протянул Гискесу.

— За взаимовыгодное сотрудничество, — произнес тот и, нагнувшись через стол, чокнулся с Пройссом. — За будущую славу.

— Нет, удостоверений личности у нас пока нет, — сказал Каген в ответ на вопрос Леонарда, и в голосе его прозвучали угрожающие нотки.

Река отвернулась от обоих мужчин. Как жаль, что с ними сейчас нет Рашели, вот кто живо бы успокоил немца. Но Рашель находилась в задней комнате, поскольку теперь была ее очередь следить за Аннье. Иоганнес тоже был там, а также Хенрик и его насупленная женушка, причем, ни к кому из них больше не было доверия. Но по крайней мере в мире еще оставалась некая справедливость, подумала Река: Хенрик был вынужден находиться в одной комнате не только со своей сварливой супругой, но и со своей любовницей.

— Насколько мне известно, когда поезда из Амстердама приходят в Вестерборк, там всегда устраивают проверку документов, — спросил Леонард. — Река, я верно говорю?

Ага, это он, оказывается, обращается к ней.

— Да-да, ты прав. Когда мы доехали до Вестерборка, у нас забрали наши регистрационные удостоверения и выдали новые, уже для лагеря.

— Вот видите? — спросил он, обращаясь ко всем присутствующим. В голосе его слышались раздраженные нотки. — И как вы планируете обойтись без удостоверений?

Леонард был прав. Предполагалось, что в магазин на Линденстраат придет друг Рашель, чтобы сделать фотографии, которые потом будут наклеены на удостоверения личности. Но это было вчера. Даже если его не схватила полиция, он наверняка постарался уйти в глубокое подполье, увидев, что магазин пуст. Им его больше никогда не найти, даже если бы они рискнули на час-другой выйти на улицу.

— Я не знаю, — произнес Каген, — но нам нужно как-то попасть на этот поезд.

— Стоит нам приехать в Вестерборк без всяких документов, как нас схватят прямо у стола регистрации, — возразил Леонард. — И тогда нам ни за что не попасть в лагерь.

— А что, разве лишние евреи им не нужны? — спросил Каген. — Насколько мне известно, их куда больше волнует, что евреев слишком мало, а не то, что их слишком много.

Река покачала головой. Боже, какой он порой бывает тупоголовый!

— Аннье сказала им, что в наши планы входит захватить их поезд, ты, безмозглый жид! — воскликнул Леонард, и немец поскреб пальцами свою повязку. — Они будут держать ухо востро. Они не такие идиоты, как ты думаешь.

— Тогда мы возьмем то, что нам нужно, — заявил Каген, уставившись своим здоровым глазом на Леонарда. — Когда мы здесь сядем в поезд, мы возьмем у пяти евреев пять еврейских удостоверений.

— Им за это не поздоровится, — негромко возразила Река, однако никто даже не посмотрел в ее сторону. — Нет, этих пятерых накажут за то, что они их потеряли.

— Ну, если, в этом все дело… — начал Каген, однако тут же умолк, как только поймал на себе ее взгляд.

— Нет, — твердо произнес Леонард, который уже начал терять терпение. — Они скажут немцам, что кто-то отнял у них их удостоверения, пока они ехали в поезде, и укажут в нас пальцем. Или же сообщат немцам свои имена, немцы всех построят и начнут проверку документов. И обнаружат нас.

— Сомневаюсь, что они пойдут на такие меры, — возразил Каген.

Леонард расхохотался. Река впервые услышала, как он смеется.

— Ты не знаешь, что такое полицейские ищейки. А эти немцы — настоящие ищейки, вот кто они такие. Они начнут задавать вопросы, пока не найдут нас, если решат, что мы в лагере.

Каген продолжал играть со своей повязкой.

— И что ты тогда предлагаешь, гангстер?

Впервые у Леонарда не нашлось ответа. Он промолчал.

— Я так и думал, — ухмыльнулся Каген.

Суббота, 24 апреля 1943 года.

Маус подтянул стул в коридор, чтобы было проще наблюдать за входной дверью. На коленях у него лежал «вельрод», рядом на полу — «стэн». Плащ на нем топорщился от шести распиханных под подкладкой пачек английских фунтов. Чуть раньше Маус нашел нитку с иголкой и аккуратно зашил в подкладку двенадцать тысяч фунтов — почти пятьдесят тысяч американских долларов.

Впрочем, мысли его были сосредоточены не столько на двери, оружии или деньгах, сколько на Реке. Он не мог заставить себя не думать о ней.

Его мать всегда пыталась выступать в роли сводницы, то и дело рассказывала ему то об одной девушке, то о другой, намекая, что, мол, не время ли ее сыну остепениться? Они хорошенькие, добавляла она, но эти девицы неизменно вгоняли его в тоску. Единственное, на что они были способны, — это без умолку трещать о своих подружках или жаловаться на то, что глупые властные отцы держат их в черном теле, в то время как они сами мечтают о развлечениях, но только с достойным человеком, если вы понимаете, о чем я.

Но Река — она совсем другая. Серьезная. Мужественная и сильная, а не слабая и плаксивая. Она умеет постоять за себя. Она тверда духом, потому что такой сделала ее жизнь. А как приятно было тогда в поезде чувствовать ее руку в своей. Он до сих пор помнит это удивительное ощущение.

Его слух уловил какой-то звук в дальней части дома. Но он даже не пошевелился, потому что там была она. Просто глухой стук, как будто кто-то задел коленом мебель. Затем кто-то вскрикнул, хотя и негромко, и Маус, схватив «вельрод», вскочил со стула. Еще один стук, уже громче, затем звуки шагов — шлеп-шлеп-шлеп — по полу в дальней части дома, а затем кто-то распахнул дверь. Вслед за этим послышался голос Реки — она кричала кому-то по-голландски.

Зажав в руке «вельрод», Маус бегом бросился по коридору.

— Аннье сбежала! — сказала Река, прислонившись к дверному проему. Маус положил руку ей на плечо, чтобы как-то ее успокоить. — Иоганнес сбил меня с ног, подкравшись сзади, — пояснила она. Голос ее звенел гневом. — Аннье заявила, что ей больше нечего мне сказать, и стоило мне повернуться к нему спиной… Я не думала. Прости, Леонард.