Инженер магии - Лиланд Экстон Модезитт

— У тебя есть готовые игрушки?

Карие глаза Лидрал на один миг встречаются с глазами Доррина.

— В моей комнате есть несколько, вроде той первой. Они не такие простые, как эти. Дать тебе одну?

Задув лампу, он выходит на холод и дожидается Лидрал, чтобы закрыть за ней дверь в кузницу.

— Сейчас, при нынешних обстоятельствах, мне такую штуковину не продать, но как только лед сломается, я рвану в Ниетр. Это в горной Сутии, довольно далеко от Рильята, так что дотуда добираются лишь немногие торговцы. Тропы паршивые, такие узкие, что повозка не пройдет. Правда, оно, может, и к лучшему: за пару вьючных лошадей на каботажном судне запросят меньше.

— Неужто дела так плохи? — спрашивает Доррин, зачерпывая из колодца ледяной воды и поливая ею руки.

Лидрал ежится:

— Неужели тебе не холодно?

— Да, даже меня пробирает.

В каморке Доррина Лидрал, продолжая ежиться, садится на кровать. Юноша закутывает ее в покрывало.

— Надо же, у тебя руки уже теплые.

— Занимаясь целительством, я кое-чему научился, — отзывается он, садясь на жесткий стул.

— У тебя в комнате настоящая стужа, — ворчит Лидрал, поплотнее заворачиваясь в выцветшее стеганое покрывало. — Ты, должно быть, в родстве с горными котами или еще кем-нибудь из тех, кто рыскает на морозе. О чем ты спрашивал? Ах да! Дела плохи. А ты даже не ответил на мое письмо.

— Я послал тебе ответ.

— Как?

— Как ты и говорила. Через Джардиша.

— Правда? — переспрашивает Лидрал, стараясь поудобнее устроиться на жесткой койке.

— Правда. Должен признаться, что отправил я его всего восемь дней назад, но все-таки написал и отправил. Я ведь не ждал тебя так скоро.

— Не ждал?

— В своих письмах ты говорила о весне.

— Тогда я еще не знала про быстроходные суда контрабандистов.

— Я тоже. Так как насчет модели? — спрашивает Доррин, вставая.

— Сейчас я не могу тебе заплатить.

— И не надо. Мы можем поступить, как в прошлый раз. Это другая модель.

— Если такая же хорошая, как та...

— Это тебе судить, — говорит Доррин, доставая предмет примерно в локоть длиной.

— Что за штуковина?

— Корабль. Заводишь вот так, наматываешь шнур на колесико...

— А это что? — Лидрал указывает на корму.

— Винт. Вроде крыльев ветряка, только толкает воду.

— Не понимаю — как он действует?

— Когда он вращается, — поясняет Доррин, — корабль отталкивается от воды и движется в этом направлении. Я смастерил его, чтобы посмотреть, сработает ли эта идея. Правда, было бы лучше, будь у меня побольше резины для шнура, но где ее взять? Резину делают только в Наклосе тамошние друиды.

— Я слышала. Хотя сама так далеко на юг не заезжала.

— Когда я построю корабль в натуральную величину, у него будет настоящий двигатель.

— Двигатель?

— Машина, которая будет вращать винт, как эта резинка.

— Но с резинкой вроде бы проще.

— Да, однако она годится только для модели, а никак не для настоящего судна.

— А почему ты хочешь продать эту вещицу?

— Я сделал другую, получше. Не на резинке, а на стальной пружине.

— Ты меня изумляешь.

Доррин молчит, уставясь на грубые половицы.

— Ты работаешь в кузнице. Ты целитель и делаешь прекрасные игрушки...

— Модели.

— Пусть... Неважно, — она умолкает, а потом спрашивает: — Почему ты мне писал?

— Потому... потому что я о тебе думал.

— Присядь-ка рядом. Пожалуйста.

Доррин садится на краешек койки и Лидрал тут же придвигается к нему поближе.

— Я приехала повидать тебя. Не затем, чтобы заработать. И не затем, чтобы вести учтивые разговоры.

— Я знаю. Просто чувствую себя... слишком молодым...

Не дав юноше договорить, она заключает его в удивительно крепкие объятия, и он чувствует тепло ее губ.

— Я скучал по тебе, — говорит Доррин после долгого поцелуя.

— Я тоже. И не настолько уж я старше тебя. Во всяком случае, для любви наша разница в возрасте не помеха.

— Но...

— Посмотри на меня так, как смотришь, когда ты занят исцелением.

Доррин и без того видит, как глубоко укоренена в ней гармония.

— Теперь ты понимаешь?

Он крепко обнимает ее, и их губы сливаются вновь. Как и их тела. И их души.

— Ты невозможен... После такой ночи... — губы Лидрал касаются губ Доррина.

— Эта ночь была только началом.

В дверь стучат. Доррин поднимает голову. Стук повторяется.

— Это Рейса. Если вы, голубки, способны оторваться ненадолго друг от друга, то, может, встанете и прогуляетесь на гору? Я забыла предупредить, что сегодня Ночь Совета.

— Ночь Совета?

— Праздник. Скоро начнут пускать фейерверки.

Доррин с Лидрал переглядываются и покатываются со смеху.

— Фейерверки... Нам тут только фейерверков и не хватает... — бормочет Лидрал, натягивая рубаху.

— А что, — говорит Доррин, — по-моему, под фейерверк совсем неплохо было бы...

Лидрал запускает в него сапогом, но он уворачивается.

— Ладно, раз одно с другим не совместить, выйдем на морозец и посмотрим, что тут у них за фейерверки.

Доррин нарочито стонет, однако надевает рубашку и натягивает сапоги. Когда оба уже одеты, он берет ее лицо в ладони и припадает к ее губам.

— Считай это первым залпом.

Рейса с Петрой стоят на вершине холма, откуда видны замерзшая река и гавань.

— А, отважились-таки вылезти на холод?

— Э... да... — запинаясь, отвечает Доррин.

Женщины обмениваются понимающими взглядами. Доррин заливается краской.

Взлетает сигнальная ракета. Вспышка света на миг очерчивает четкие тени облетевших деревьев. Лед на реке Вайль сверкает, как серебро.

— Красиво, — голос Лидрал едва слышен за треском разрывающихся ракет. — А в честь чего все это?

— Празднуют юбилей основания Совета. Правда, если они не найдут способа противостоять Белым магам, Совет протянет недолго.

Доррин старательно размышляет о ракетах: что приводит их в движение и не может ли энергия черного пороха заставлять работать машины?