Комната старинных ключей - Елена Михалкова

– Впрочем, у вас еще не все потеряно. Вы называете мне одно желание, а я отдаю вам ключ. Но! – Илюшин поднял указательный палец. – Искреннее желание! Настоящее! И тогда получите то, что хотите. Если я почувствую, что опять врете, уйдете отсюда без ключа и денег.

Тарас заволновался. Он заерзал в кресле, почесался и сглотнул. Вытянул шею, втянул ее обратно, оглядел библиотеку, словно хотел найти на полках самое лучшее желание, самое выгодное. Поскреб ногтями о ладонь, а ладонь вытер об колено. Покраснел, хихикнул, пригладил несуществующий волос на лысине и, наконец, торжественно объявил:

– Я готов!

– Слушаю, – отозвался Макар.

Воловик встал, прошуршал к Илюшину, наклонился и что-то жарко зашептал ему на ухо. Он бормотал с минуту. Помолчал. И снова забормотал, уточняя и конкретизируя.

Илюшин выслушал его с непроницаемым лицом. А когда Тарас умолк и выжидательно уставился на него, сказал:

– Пошел вон.

– Что? – удивился Воловик.

– Пошел вон! – повторил Макар, крайне редко обращавшийся к малознакомым людям на «ты».

Если бы в библиотеке был Сергей Бабкин, он объяснил бы Тарасу Иммануиловичу, что в его интересах как можно быстрее покинуть помещение. Но Бабкина не было. А сам Воловик не мог понять, за что его прогоняют. Ему же сказали… Ему обещали!

– Это мое желание, – хихикнул он. – Уж какое есть! Давай ключик.

Илюшин встал. Положил две руки на толстый загривок Воловика. И потащил его к выходу.

Тарас Иммануилович заверещал и начал отбиваться около двери, когда было уже поздно. Макар выкинул его в коридор, и Тарас врезался в стену.

– Ты что, спятил, кретин? – заорал он, отлепившись от стены. – Я тебе…

Илюшин молча шагнул ему навстречу.

Тарас Иммануилович вгляделся в него и покрылся холодным потом. Перед ним стоял не мальчишка, похожий на студента, а взрослый мужчина, ровесник Тараса. Когда случилось это преображение, Воловик не успел понять. Но оно не сулило ему ничего хорошего.

Глаза у мужчины были ледяные, скулы побелели. Он прищурился и сделал движение в сторону Воловика.

– Да я, собственно, уже… – пискнул Тарас. – Ничего, ничего…

Прижался спиной к стене и, перебирая пухлыми ножками, побежал по коридору, как таракан. Ему давно не было так страшно. К его облегчению, Илюшин остался стоять на месте.

Добравшись до своей комнаты, Тарас заскочил внутрь, задвинул засов и для верности припер дверь стулом. Но и этого не хватило, чтобы успокоиться.

А Макар, проводив Тараса взглядом, вернулся в библиотеку.

– Забавная ночь сегодня, – отметил он, обращаясь к самому себе. – Сперва выгнали Анжелику, теперь этого… Что будет с третьим?

Когда третий, то есть Давид Далиани, вошел в комнату, его ждал славный парень Макар Илюшин, одаренный помощник Ковальского.

– Садитесь, Давид Романович. Ну что ж, давайте начнем.

Давид уложился в пятнадцать минут. Четко, сжато он обрисовал проблему и замолчал, ожидая вопросов. Ковальский всегда задавал вопросы. Значит, и этот будет.

Илюшин молчал. В руке он держал ключ – увесистый, черный, местами затертый до блеска. Далиани мельком взглянул на него и мысленно одобрил: да, именно такой и мог ему подойти. Парнишка и впрямь понимает толк в ключах и людях.

Только что-то очень торопливо работает.

– Анжей проводит свои сеансы в несколько приемов, – напомнил он Макару. – Вы уложитесь в один?

– Пока не знаю. Ваш случай не самый тяжелый.

– Тяжелее некуда, – отрезал Давид. – Вы еще очень молоды. Анжей бы понял меня. Невыносимо видеть, как твой ребенок, плоть от плоти, кровь от крови, вырастает чужим, непохожим на тебя. Я все делал для него. Нельзя было дать больше, чем мы давали ему. И все это впустую! Он своими руками превращает себя в ничтожество, в бессмысленный сорняк.

Он помолчал и с горечью добавил:

– Мне советовали: «Дай ему жить своей жизнью!» «Оставь его в покое!» Но ни один из советовавших не был в моем положении. У них нормальные дети. Если оставить сына в покое, он пустит корни перед компьютером и больше не двинется с места. Скажите мне, Макар: вы хотели бы, чтобы ваш ребенок, любимый, долгожданный, вырос таким?

– Нет, – сказал Илюшин. – Не хотел бы.

– Вот я и не хочу.

– Но у вас есть еще дети.

– Это не то, – жестко сказал Давид. – С вами нельзя притворяться, я знаю. Я люблю Алешу. Он – сын, мое продолжение. А дочери… Они хорошие девочки. Умные, красивые. Я ими доволен…

– Вы ими гордитесь?

– Нет, – не задумываясь, ответил Давид. – Понимаю, это неправильно. И ничего не могу с собой поделать. Я рад за них. Но они живут сами по себе. Я не ощущаю их как свою часть. Никогда не ощущал.

– Что вы хотите от меня?

– Мне нужен сын. Я хочу его исправить. Изменить. У меня самого не получается, я пытался много лет. Но эту стену мне не пробить. Попробуйте вы.

Макар запрокинул голову и несколько секунд сидел, уставившись в потолок. Давид молча ждал. Он готов был ждать сколько угодно.

– У меня нет сына, – сказал Илюшин. – Но я совершенно точно знаю одно. В определенный момент нужно отстраниться. Отпустить своего ребенка.

– Что, позволить ему быть таким, какой он есть? – усмехнулся Давид.

– Это не в вашей власти. Представьте, что вы смастерили кораблик и отпустили его в ручей.

– Лучше представить, что я вырастил дерево. Кораблик – слишком эфемерно.

– В этом ваша ошибка, Давид. Садовник растит дерево и заботится о нем до конца своих дней. Он поливает его, удобряет, защищает от вредителей. Он формирует крону по своему желанию. Кораблик же, выпущенный в ручей, от вас не зависит. Вы не можете приказать ветрам не дуть, а волнам не захлестывать его. Вы лишь можете на берегу сделать все возможное, чтобы ваше детище было прочным. Не протекало, не кренилось набок. Но когда корабль уже уплыл, вы бессильны.

Давид гневно раздул ноздри, но ничего не ответил.

– Лучшее, что вы можете сделать для своего сына и для себя – это признать свое бессилие, – сказал Макар. – Все отцы и матери проходят через это. Кто-то раньше, кто-то позже. Вы бы знали об этом, если бы любили своих дочерей. Но так получилось, что вы их не любите. Вы не воспитали в себе любовь к ним.

– Любовь не воспитывается, – резко возразил Давид.

– Конечно, воспитывается. Но в вашем случае уже поздно. Время ушло.

Он поднял голову и посмотрел на мужчину.

– Отпустите сына, Давид. Внутри себя, в душе.

– Ты говоришь, как священник! – зло бросил Далиани. – Если бы мне нужен был священник, я бы пошел в церковь!