Лагуна. Как Аристотель придумал науку  - Арман Мари Леруа

В книге “О возникновении животных” Аристотель, рассуждая о полах, упоминает инжир: “Ведь и у растений в одном и том же роде существуют, с одной стороны, плодоносные деревья, с другой – деревья, которые не приносят плода, но содействуют плодоносящим для завязывания плода, что имеет место, например, у смоковницы и дикой смоковницы”. Теофраст идет в понимании вопросов пола у растений еще дальше и сравнивает инжир с финиковыми пальмами. По всей видимости, ссылаясь на некое сообщение, принадлежащее Геродоту или Каллисфену, он говорит, что у финиковых пальм есть “мужские” и “женские” цветки и что земледельцы помогают плодам завязываться, перенося “пыль” (очевидно, пыльцу) с одного дерева на другое. Это похоже на прививание диким инжиром садового, продолжает Теофраст, а оба этих процесса напоминают то, как рыба мечет молоки на икру.

Аристотель и Теофраст привели правильную аналогию. Они вплотную подошли к истине. Две разновидности инжира – это просто-напросто растения двух полов, принадлежащие к одному виду. Незрелый инжир – это не цельный плод, а собрание крошечных цветков, спрятанных в толще мякоти. “Дикий” и “садовый” инжир – один и тот же вид Ficus caria, но у “дикого” инжира есть и мужские, и женские цветки, а у “садовых” – только женские. Инжирные осы переносят пыльцу с одних на другие. Плоды инжира не созревают без опыления, поэтому необходимо, чтобы растения разных полов располагались близко друг к другу. Два греческих ученых обдумывают эту идею, но ни один не говорит, что у растений есть половое размножение.

Поэтому наглядные свидетельства его наличия в свете теории Аристотеля могут приобрести ложную интерпретацию. Увы, это и происходит. Инжир – довольно изменчивое растение. Чтобы плодоносить, замечает Теофраст, некоторым инжирным деревьям требуется помощь ос и капрификация, но большая доля в этом не нуждается. Не странно ли? Сейчас известно, что одним сортам инжира необходимо опыление, а другим – нет. Вторые, таким образом, являются бесполыми мутантами, притом оба варианта растений были широко распространены в IV в. до н. э.[150] Теофраст на основании того, что некоторые сорта инжира могут обходиться без полового процесса, решил, что на это способны абсолютно все инжирные деревья. Выходит, нет никаких оснований считать, что растениям в принципе нужно половое размножение.

Над загадкой инжира в XVII–XVIII вв. бились Турнефор в Париже, Понтедера в Падуе, Каволини в Неаполе, даже Линней в Уппсале. Хоть они и продвинулись вперед, но разгадать загадку не смогли. В 1864 г. Гульельмо Гаспаррини, профессор ботаники из Неаполя, обобщив данные об инжире – от трудов Аристотеля до результатов собственных экспериментов, – пришел к абсолютно неверному выводу. “Дикий” и “садовый” инжир, говорил он, – это два совершенно разных вида, принадлежащие к разным родам, а необходимость произрастания дикого инжира рядом с садовым – не более чем крестьянское суеверие. Гаспаррини не повезло: ему попались размножавшиеся вегетативным путем растения, и, подобно Теофрасту, он сделал слишком широкое обобщение[151].

Вопрос, вечно волнующий ученого: насколько смело можно интерпретировать полученные данные? Аристотель склонен к смелым обобщениям. Теофраст осторожнее. Поэтому, кстати, читать его не так увлекательно. Оба время от времени сомневаются в силе своих доказательств, но ни один ни разу не высказал свои сомнения, как это сделал Гаспаррини в конце посвященной инжиру монографии. Посмотрите, как жалобны эти строки:

Наука в большой мере связана с тем, чтобы отличать общее от частного, с тем, чтобы выбирать, объединять явления или разделять их. Иногда случается ошибаться.

82

До восхождения Плеяд меда нет. Сбор меда можно начинать, когда на рассветном небосводе впервые загораются alkyōn (Альциона, η Тельца) и sirios (Сириус, α Большого Пса); и когда радуга спускается на Землю. Мед собирают в то время, когда плодоносит дикий инжир – в конце мая и в июне.

Медоносные пчелы приводили Аристотеля в восхищение. В “Истории животных” им отведено больше места, чем любому другому животному (за исключением человека). Аристотель описывает их питание, охотящихся на них хищников, поражающие их болезни, продукты, которые они собирают или производят, их поразительное усердие и потрясающую сложность их социальной жизни. Аристотель говорит, что они божественны.

Как он узнал о пчелах так много? Египетский энциклопедист аль-Дамири (ум. 1405) утверждал, будто у Аристотеля имелся стеклянный улей, через стенки которого можно было наблюдать за пчелами. Возмущенные пчелы изнутри измазали стекло глиной. Эта деталь делает историю неправдоподобной, а источники аль-Дамири внятно не называет. Я не уверен, что Аристотель видел изнутри хотя бы и обыкновенный улей. Однако пчеловодство было одной из главных отраслей греческого хозяйства IV в. до н. э., и Аристотель, несомненно, общался с пчеловодами.

Кроме пчел, Аристотель рассуждает о происхождении меда. Сейчас любой ребенок знает, что пчелы делают мед из нектара, собираемого с цветов. Как и стоило ожидать, Аристотель пишет, что пчелы залезают в чашечки цветков и собирают соки при помощи органа, напоминающего язык[152]. Кроме того, он утверждает, что мед из белого чабреца лучше, чем мед из красного. Теофраст упоминает белый и черный чабрец[153]. Здесь вопросов нет. Но в других частях текста, в том числе рядом, Аристотель себя же опровергает. Мед, утверждает он, не может появляться из цветов, ведь осенью, когда в цветах нет недостатка, улей не наполняется медом после того, как пчеловоды его забирают. Аристотель говорит об этом так, будто исправляет распространенную ошибку.