Каменный плот - Жозе Сарамаго

В так называемой редакционной, то есть неподписанной статье, обеим пиренейским державам предлагалось выработать совместную стратегию, которая в случае успеха позволит им стать новой осью мирового равновесия: Португалия развернется на запад, в сторону Соединенных Штатов, Испания — к востоку, к Европе. Испанская газета, чтобы не ударить в грязь лицом и не показаться менее оригинальной, выдвинула Мадрид в качестве политического центра этой затеи, под тем предлогом, что якобы он находится и в самом геометрическом центре полуострова — что на самом деле не соответствует действительности, достаточно опять же посмотреть на карту, но есть люди, которые добиваются своих целей не смотря ни на что, а на карту — и подавно. Гневный голос протеста возвысила не одна лишь Португалия — идея была с возмущением отвергнута всеми испанскими автономиями, увидевшими в ней новое проявление кастильского централизма. В Португалии, кроме того, как и следовало ожидать, вновь вспыхнул жгучий интерес к эзотерике и оккультизму, не разгоревшийся ярким пламенем лишь по причине радикальной перемены ситуации, но тем не менее побудивший граждан расхватать сочинение падре Антонио Виейры «Историю будущего», «Пророчества» Бандарры, и, разумеется, «Послание» Фернандо Пессоа — о последнем можно было бы и не упоминать.[32]

С точки зрения практической живее всего обсуждалась во внешнеполитических ведомствах Европы и США проблема сфер влияния: имеется в виду, что полуостров или остров, как бы далеко ни находился он ныне от своей континентальной колыбели, должен сохранить естественные связи с Европой или по крайне мере не разрывать их полностью, даже если населяющие его народы захотят отныне связать свою судьбу с судьбой великого американского народа. Советский Союз напомнил раз и другой, что хоть и не собирается влиять на решение, но решительно возражает, чтобы какие бы то ни было вопросы рассматривались без его участия, а заодно усилил оперативное соединение, которое с самого начала сопровождало дрейф плавучего острова, само при этом находясь под неусыпным оком боевых кораблей НАТО.

Такова была обстановка, когда посол Соединенных Штатов Чарльз Диккенс, испросив срочную аудиенцию у португальского президента, сообщил, что, по мнению Белого Дома, дальнейшее существование правительства национального спасения теряет всякий смысл, поскольку исчезли самые причины, породившие его, не правда ли, господин президент? Об этой бестактной фразе мгновенно стало известно, но не потому что соответствующие службы допустили утечку или же обнародовали коммюнике, сделав её достоянием гласности, или же сделал какие-то заявления посол — тот, выходя из дворца Белень, ограничился всего лишь сообщением, что беседа с главой португальского государства прошла в откровенном и конструктивном ключе. Этого, однако, хватило, чтобы партии, представителям которых пришлось бы покинуть кабинет — поскольку был бы сформирован новый, либо объявлены всеобщие выборы — яростно выступили против недопустимого и нетерпимого вмешательства во внутренние дела страны — решать их, кричали они, надлежит нам, португальцам, и добавляли с сарказмом: То обстоятельство, что господин посол сочинил «Давида Копперфильда», ещё не дает ему права распоряжаться страной, подарившей миру «Лузиады». Да-с, такова была обстановка, когда полуостров, без предупреждения, вновь сдвинулся с места и поплыл дальше.

Прав, прав был Педро Орсе, когда ещё в пиренейских предгорьях сказал: Может, и остановится когда-нибудь, но земля продолжает трястись, будьте уверены, и в подтверждение своих слов провел ладонью вдоль хребта Констана, и собаку тоже била дрожь, и две женщины приняли участие в том эксперименте, что когда-то на выжженных землях между Орсе и Вента-Мисеной, под единственной оливой-кордовесой провели Жоакин Сасса и Жозе Анайсо. Однако теперь ужас обрел масштабы если не вселенские, то глобальные, и плыл полуостров не на запад и не на восток, не к северу и не к югу. Он вращался вокруг собственной оси, причем против часовой стрелки, и от этого немедленно пошла голова кругом у португальского и испанского народов, хотя, прямо скажем, не та была скорость вращения, чтобы от неё закружилась голова. Перед лицом феномена неслыханного и противоречащего всем законам физики — механики особенно — которыми управляется наша планета, прервались, само собой, все политические переговоры, все правительственные затеи и кулуарные махинации, отставлены были все дипломатические демарши. Признаем, правда, что и в самом деле нелегко сохранять спокойствие, хладнокровие и взвешенность суждений, когда стол, за которым в полном составе заседает совет министров, вместе с домом, улицей, городом, страной и всем полуостровом пошел крутиться, как во сне, медленной каруселью. Самые слабонервные божились, будто ощущают это вращение, не отрицая, впрочем, того, что вращения Земли не чувствуют, но это не мешало им вытягивать руки, хвататься друг за друга, падать навзничь и, лежа на спине, наблюдать медленно плывущее перед глазами небо: если дело было ночью, то — луну и звезды, а если днем — то солнце через закопченное стеклышко, и все это, по мнению медиков, свидетельствовало лишь о приступах если не массового психоза, то уж коллективной истерии — точно.

Разумеется, не было недостатка и в скептиках самого радикального толка, твердивших, что не может полуостров вращаться вокруг собственной оси: ну, стронулся он, допустим, ну, поплыл под воздействием каких-то тектонических сдвигов или селевых потоков, схода лавин, оседания почвы, подмытой ливневыми дождями — хоть и не было никаких дождей — но вот такое кружение на одном месте немыслимо, ибо это значит, что рано или поздно полуостров отделится от центрального земного ядра, и вот тогда мы и в самом деле станем игралищем стихий, добычей слепой судьбы. Они забыли, наверно, что может происходить просто что-то подобное вращению одного пласта на другом, если вдруг ослабеют силы, притягивающие их друг к другу и какой-то слой пластинчатых — обратите внимание: пластинчатых — сланцев может придти в движение, и при этом — чисто теоретически, конечно, сохраняя до определенной степени некое внутреннее единство, препятствующее полной дезинтеграции. Вот это и имеет место, говорили защитники вышеизложенной гипотезы. И в подтверждение её снова стали посылать аквалангистов и водолазов, снаряжать подводные экспедиции в самую что ни на есть пучину океана, в этих местах славящемся своими глубинами, снова отправили «Архимед» и ещё один японский аппарат с непроизносимым названием, а в результате всех этих усилий пришлось повторить знаменитую фразу: итальянский ученый всплыл, отвинтил люк, вышел из батискафа и произнес в микрофоны телекомпаний всего мира: Этого не может быть, но все-таки он вертится. Не обнаружилось ни перекрученной как струна оси, ни расслоения пластинчатых сланцев, однако полуостров продолжал величаво кружиться посреди Атлантики и чем больше он кружился, тем неузнаваемей становился. Это что же — мы здесь живем? — раздавались недоуменные вопросы, когда португальское побережье повернулось на юго-запад, куда раньше выходила обращенная к Ирландии восточная оконечность Пиренеев. Маршруты трансатлантических коммерческих авиарейсов прокладывали теперь непременно с таким расчетом, чтобы можно было взглянуть на полуостров, хотя, конечно, зрелище было не слишком интересное — не хватало неподвижной точки, с которой можно было бы зафиксировать вращение и перемещение. Разумеется, ничто не могло заменить съемку со спутника — только фотография, сделанная с космической высоты, передавала в полной мере все это дивное диво.