Любовники в заснеженном саду - Виктория Платова

Джанго… Джанго совсем другое дело.

Джанго привлекала его. Впрочем, и Мариночка привлекала его:тогда, на кухне Kopaбeльникoffa, он почти готов был рухнуть с ней в постель,год окаянного воздержания, чего же вы хотите! Но с Мариночкой все было ясно:плотские провокации в духе стишка, зачитанного Нонной Багратионовной. С Джанговсе обстояло сложнее, страстью — ни праведной и возвышенной, как с Ингой, ни неправедной и низменной, как с Мариночкой, — тут и не пахло.

Куски головоломки, которые так необходимо сложить. Кускиголоволомки, те самые паззлы, которые любил Никита-младший. Куски головоломки —вот что значит Джанго. Куски ее собственного лица, которые она сама научиласьскладывать — вот что значит Джанго.

И откуда у нее кольцо Мариночки?

Почему она солгала?

Но спрашивать об этом Никита не будет, ведь он же несамоубийца, в конце-концов. Потому что если она посмотрит в самую глубину егозрачков своими песьими, золотисто-карими (ч-черт, ну почему они казались емужелтыми?!) глазами…

Если она посмотрит — неизвестно, что случится в следующуюминуту. Их и так уже набежало порядком, этих минут. Интересно, сколько онистоят возле Юрия Юрьевича Ревякина? А Джанго… Похоже, ничто человеческое ей нечуждо, и проколоться иногда может, как простые смертные.

А она прокололась.

Невооруженным взглядом видно, что она никогда не имела делас кладбищами. Жизнь живых на кладбищах подчиняется своим, строгорегламентированным законам. Ты должен ходить за своими усопшими как замаленькими детьми, ты должен прибирать могилы, как прибирают комнаты кпраздникам, и эта будничность роднит мертвых и живых. И делает смерть нестрашной. И — домашней. Не примиряет, но делает домашней.

А Джанго даже не подумала взять веник и совок (Никита знал,где Ревякин-отец прячет и веник и совок — в маленьком ящике, встроенном вскамейку возле стола). Она не подумала сделать того, что обычно делают вдовы.Она просто стояла и смотрела вдаль и думала о чем-то своем. И цепочку с кольцомона сунула обратно за ворот. Сразу же, еще до того, как завязала шнурок. И дажеискоса посмотрела на Никиту: заметил или нет? А может, в этом взгляде былсовсем иной смысл?..

— Пойдемте? — сказала наконец она. Видимо,посчитав, что лимит годичной скорби исчерпан.

— Да… Если хотите, я могу проводить вас…

— Вы уже проводили.

— Нет… Я, наверное, не правильно выразился… Я могу васдобросить домой. Как в прошлый раз. Мне будет приятно…

Не совсем так, Никита, не совсем так. Словом «приятно» неисчерпывается твой интерес к Джанго. Мариночкино кольцо — вот что тебязаинтриговало, потного сынка Синей Бороды… Хотя… Неизвестно, может быть,Мариночка сама отдала кольцо Джанго. Но тогда выходит, что они знакомы… АДжанго сказала, что нет.

И здесь солгала.

Кольцо-дешевку тебе за это, Джанго!..

Он не удержался и хмыкнул.

Тоже мне, подарок! Такой-то и преподнести стыдно. А вот,пожалуйста… Сначала одна таскала его на пальце, не снимая; теперь — другая. Нагруди.

— …Если вы не возражаете, конечно.

— Вы больше не работаете личным шоферомКорабельникова? — поинтересовалась Джанго. — Думаю, вы нужны емубольше.

Все эти дни — до самых похорон Мариночки — Никита почти невиделся с Корабельникоffым. Так что хозяйский «мерседес» скучал на стоянке, асам он всерьез подумывал о том, что пришла пора увольняться. Надежда надружеские отношения с хозяином угасала с каждым днем. Теперь она была совсемпризрачной, гораздо более призрачной, чем даже в то время, когда появиласьМариночка. А ее уход изменил Корабельникоffа навсегда. Так же, как уход Никиты-младшегоизменил самого Никиту. И еще неизвестно, каким будет новый Корабельникоff. Ибудет ли он, как и прежде, нуждаться в Никитиных услугах…

— У меня что-то вроде отпуска… Хозяин пока непользуется машиной…

Все последние дни Kopaбeльникoff ездил с Джаффаровым, ночаще — сам; он как будто забыл о существовании Никиты. Только однажды онпозвонил на Никитин сотовый — с одним-единственным глухим «Приезжай»… Это былоего первое «Приезжай», за ним, чуть позже, последуют другие. И водка вопустевшем особняке, за которой они не скажут друг другу ни слова… Похоже,Никита оказался нужен Kopaбeльникoffy именно для молчания. Ни для чего другого.

— Не пользуется?

— Не пользуется. Но у меня «девятка»… Так что… Я готов.

— Хорошо… Ведь все равно не отвяжетесь… — Только знаетечто? Мне нужно заехать в одно место. Позволите вас поэксплуатировать? Раз вы наколесах…

— Конечно…

От близости Джанго у Никиты совсем вылетело из головы, чтоон пообещал Нонне Багратионовне отвезти ее домой. Да уж какая тут к черту НоннаБагратионовна! Даже со знанием дела подретушированная, даже облагороженнаяфранцузской любовью Гийома Нормандского и его подмастерья Филиппа Танского, онане идет ни в какое сравнение с дерзкой, затянутой во все черноелгуньей-девчонкой по имени Джанго…

* * *

…"Одно место" оказалось каким-то оптовым складом вподбрюшье примыкающей к железной дороге улицы Днепропетровской. Теперь, когдаНикита был ангажирован Джанго, беседа в салоне машины протекала куда живее, чемна кладбище. Они покинули Ново-Волковское окольными путями, оба, несговариваясь, благополучно избежали аллеи, которая вела к Мариночке. Этополучилось спонтанно, но имело вполне конкретное объяснение, во всяком случае —для Никиты. Ему подленько не хотелось дефилировать с девицей мимо вселенскихскорбей пивоваренной компании. Корабельникоff, конечно, это вряд ли заметит.

А вот Нонна Багратионовна — непременно.

Что же касается Джанго… Ей было все равно, если исходить изее слов. Посочувствовала, не более. И Никита так и решил про себя: исходить изее слов, во всяком случае — пока.

Пока Мариночкино кольцо надежно спрятано под футболкой.

— Вы любили своего мужа? — спросил Никита уДжанго, сворачивая на Днепропетровскую.

— Что? — Черт, она оказалась не готовой к этомувопросу. — Любила, наверное…

— Чем он занимался?

Гарвардско-бандюхайская физиономия Юрия Юрьевича можетввести в заблуждение кого угодно, гарвардско-бандюхайская физиономиямноговариантна. Интересно, на каком варианте остановится Джанго?

Джанго остановилась на самом щадящем. Но достаточнонеожиданном. К которому ее толкал совсем не бедный памятник. И вполнепристойный. Сдержанный, но со вкусом.

— Он… э-э… Скажем так: в шоу-бизнесе…

— Шоу-бизнес?

— Громко сказано, конечно. Он был звукооператором.Работал с несколькими известными группами.

— Извините… Что бережу старые раны…