Творческое письмо в России. Сюжеты, подходы, проблемы - Майя Александровна Кучерская

спокойно перевести как скандализировать, коль скоро его употребляли Герцен и Достоевский. Или вот пример из моего недавнего перевода фрагмента из книги Астольфа де Кюстина «Испания при Фердинанде VII» (1838); Кюстин пишет о севильских женщинах, носящих страшно неудобные башмаки: «elles aimeraient mieux souffrir toute leur vie, que de ne point paraître à leur avantage dans la promenade publique» [Custine 1838: 250]. Конечно, эпитет «авантажный» русские авторы первой половины XIX вкладывают в уста персонажей отнюдь не аристократических и изображенных иронически, чтобы не сказать сатирически; но и Кюстин иронизирует в этом месте над севильянками и выделяет à leur avantage курсивом, как чужое слово; поэтому, сознавая все риски такого решения, я все-таки написала в переводе: «они готовы скорее страдать всю жизнь, чем не иметь на публичном гулянье авантажного вида» [Кюстин 2021: 605].

Но такой галлицизм – очень сильное средство и употреблять его можно и нужно как яркую и редкую краску.

И наконец, третья, наименее очевидная причина осторожности в обращении с галлицизмами – забота о ясности текста.

Историки русского языка нередко цитируют замечательное высказывание литератора и издателя Александра Петровича Беницкого (1780–1809):

Дело совсем не в том, чтобы как-нибудь, лишь бы перевести иностранное слово: нет, надобно, чтобы перевод сей был не дик, ясен, вразумителен и критичен; надобно, чтобы переведенное слово было и равносильно подлинному и не противно не только одному рассудку, но вкусу и слуху [цит. по: Виноградов 1982: 177].

Между тем бывает, что, переводя французское слово лексическим галлицизмом – причем давно адаптировавшимся в русском языке и вовсе не смотрящимся «яркой заплатой», – мы упускаем важные смысловые оттенки.

Попытаюсь показать это на примере простейшего, на первый взгляд, слова intéressant.

С ним любой переводчик сталкивается постоянно и, как правило, не задумываясь, переводит его как «интересный». Но всегда ли это справедливо применительно к текстам конца XVIII – первой половины XIX века?

Современные толковые словари русского языка приводят два значения прилагательного «интересный»: 1) возбуждающий интерес, занимательный, любопытный; 2) красивый. «Исторический словарь галлицизмов» Н. И. Епишкина ставит на первое место с пометой «устар.» значение «связанный с получением прибыли, дохода», на второе – «привлекательный, красивый, миловидный» (причем отдельно выделено, также с пометой «устар.» – «болезненно бледный»), на третье – «привлекающий внимание, любопытство; занимательный» и на четвертое – «с клубничкой, эротически занимательный» [http://rus-yaz.niv.ru/doc/gallism-dictionary/articles/66/interesnyj.htm]; к «болезненно бледному» мы еще вернемся.

Однако тот же Национальный корпус русского языка содержит не меньше десятка фрагментов со словом «интересный», которые, как мне представляется, не соответствуют ни одному из перечисленных значений. Наиболее выразительны в этом случае два примера. Первый – та фраза из повести Николая Бестужева «Русский в Париже в 1814 году», написанной в 1831–1840 годах, которую я использовала в названии статьи. Героиня понапрасну приревновала возлюбленного и прогнала его от себя, а потом стала раскаиваться. И вот что произошло:

Интересная Эмилия лежала на своей постеле и плакала. В первые минуты она судила только Глинского; но, когда слезы облегчили грудь ее, она судила уже и самую себя [Бестужев 1983: 288].

В каком смысле Эмилия интересная? В смысле привлекающая внимание? Или красивая, эффектная? Пожалуй, ни то, ни другое не подходит. Никак не связана «интересность» Эмилии и с получением прибыли. Маловероятно и то, что за этим эпитетом скрывается непременное указание на «болезненную бледность».

Точно так же не подходят эти варианты к характеристике Элен из третьего тома «Войны и мира»:

По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж [Толстой 1980: 295].

Вот еще несколько аналогичных, хотя, быть может, чуть менее очевидных контекстов.

Герцен пишет в «Записках одного молодого человека» (1840):

Потом рассказывала она интересные отрывки из истории французской революции: как опять-таки покойный сожитель ее чуть не попал на фонарь, как кровь текла по улицам, какие ужасы делал Робеспьер [Герцен 1955: 52].

Лермонтов в «Герое нашего времени» (1839–1841) вкладывает в уста Печорина следующую реплику:

– А признайтесь, – сказал я княжне, – что он всегда был очень смешон, но еще недавно он вам казался интересен <…> в серой шинели? [Лермонтов 1981: 273].

У Загоскина в «Москве и москвичах» (1842–1850) некая графиня Прилуцкая рассказывает:

У меня был вчера эмигрант, шевалье д’Естеньвиль, что за прекрасный молодой человек!

И какой интересный! Представь, mon ange: в Париже его везли уж на эшафот; вдруг сделалось на улице какое-то возмущение, народ стал драться с войском; шевалье воспользовался этой минутой, выскочил из экипажа, в котором его везли, и спрятался в лавочке у одного хлебника [Загоскин 1988: 452–453].

Интересные отрывки о крови, текшей по улицам; интересный шевалье, которого везли на эшафот; Грушницкий, который был интересен, а потом стал смешон: во всех этих случаях интересный – это, конечно, не красивый и, по-видимому, не только занимательный. Занимательность здесь смешивается с каким-то другим качеством.

Чтобы понять, каким именно, обратимся к французским словарям.

Словарь Французской академии поясняет intéressant как то, что intéresse (https://www.dictionnaire-academie.fr/article/A9I1671). А глагол intéresser в этом словаре, начиная с третьего издания 1740 года, в числе прочих имеет следующее значение: émouvoir, toucher de quelque passion – волновать, трогать какой-нибудь страстью. В третьем издании именно это значение иллюстрируется фразой: «Il n’y a rien dans toute cette pièce qui intéresse les spectateurs». Не зная о том, что intéresser может значить «волновать, трогать», мы бы, не задумываясь, перевели эту фразу как «В этой пьесе нет ничего, что интересует зрителей», а «интересует» поняли бы как «увлекает, занимает». Но Словарь Французской академии вкладывает в эту фразу совершенно другой смысл: «В этой пьесе нет ничего, что трогает зрителей». В шестом издании 1835 года дается уточнение: intéresser в пользу какого-то человека означает внушить к нему симпатию, доброжелательство, сочувствие. Употребляется этот глагол и в абсолютном значении: «Его лицо или его невзгоды intéressent» – вызывают сочувствие. После 1835 года эта часть словарной статьи сохраняется неизменной во всех изданиях Словаря Французской академии, включая самое последнее, девятое (считающееся на сегодняшний день актуальным) – впрочем, здесь intéresser в значении «вызывать сочувствие» снабжено пометой «устаревшее». Современный толковый словарь французского языка Trésor de la langue française вторым значением слова intéressant, применимым к человеку или к одной