За грехи отцов - Анна Викторовна Томенчук

я прав, у вас на одного нахлебника станет меньше.

В трубке раздался протяжный вздох.

– Я не могу спорить ни с вами, ни с бумагой. Приезжайте сегодня, детектив. Все организуем в лучшем виде и примем как родного.

14. Маркус Арво

Тюрьма строгого режима

Треверберг

– У тебя гости, руки за спину. Эй, я тебе говорю, Арво!

Маркус вздрогнул, когда гладкий конец полицейской дубинки ткнулся ему в плечо. Он поднял на надзирателя испуганный взгляд и подскочил на месте, мгновенно, отточенным за полтора года жестом сложив руки за спиной, чтобы на них надели металлические царапающие кожу наручники. За это время к нему не пришел никто. И он подумал, что надзиратель обращается к соседу, с которым они трудились над сбором деревянных скамей; их отправляли во все государственные учреждения города от больниц до школ. Раньше они собирали лавочки на улицы, но заказ закончился, и их перебросили на скамьи. Маркус думал, что было бы интересно поработать с мягкой мебелью, но его мнения никто не спрашивал, а на желания заключенного-мокрушника было плевать.

Он настолько привык, что все считают его виновным в чудовищной смерти брата и его падчерицы, что даже сам поверил в это. Истина приходила во снах. Вместе с надеждой, что когда-нибудь кто-нибудь докажет, что он невиновен. И он выйдет из тюрьмы не в сорок пять. Сейчас ему тридцать. Арест сломал его жизнь, лишил возможности жениться и завести детей. Магда бросила его в зале суда, услышав приговор.

И он ее понимал.

– А кто? – решился спросить заключенный.

Надзиратель ткнул его дубинкой в спину.

– Скоро узнаешь, че такой любопытный?

Арво коротко вздохнул, но покорно пошел по коридору. Сердце застучало взволнованно, когда его привели в комнату для встреч. Надзиратель поставил его лицом к стене, снял наручники и позволил развернуться. Мужчина потер руки и удивленно замер. Напротив него за столом сидел совершенно незнакомый ему человек. Когда Арво приблизился, незнакомец встал и протянул руку. Надзиратель на это не отреагировал. Видимо, какая-то шишка, раз ему тут разрешают то, что нельзя другим. Маркус осторожно пожал эту руку и вздрогнул – рукопожатие у мужчины было стальным.

Он жестом предложил сесть. Длинные светлые волосы собраны в хвост. Джинсы, рубашка серо-стального матового цвета и темно-серый пиджак из плотной шерсти.

– Меня зовут детектив Аксель Грин, – представился незнакомец, когда Арво занял свое место.

Грин кивнул надзирателю, и тот скрылся за дверью. Маркус ошеломленно замер. Что за всевластный детектив такой?

– Маркус Арво, – ответил он хриплым от волнения голосом. – Что от меня понадобилось детективу?

Грин положил ладони на стол друг на друга и заглянул заключенному в глаза. От его взгляда по спине пробежал мороз, а волосы встали дыбом. Темно-синяя бездна будто проверяла, можно ему доверять или нет, стоит он внимания или нет. Арво весь подобрался, даже приосанился. Он знал, что тюрьма его состарила и в свои тридцать он выглядит на сорок. Но почему-то выглядеть хорошо в глазах детектива ему показалось настолько же важным, насколько выполнять требования надзирателей и укрываться на ночь с головой. Потому что в комнате сквозняк и у него может продуть шею. А лечить здесь никто не будет и скидки на работе не дадут.

– Мне нужна ваша помощь.

– Моя?!

Маркус так искренне удивился, что детектив коротко улыбнулся. При этом выражение глаз не смягчилось.

– Подпишите эту бумагу.

Аксель протянул документ, чтобы Арво мог ознакомиться с ним. Классическое соглашение о неразглашении, отяжеленное перечнем ответственности. В том числе увеличением срока заключения на пять лет.

В Маркусе проснулся интерес. Обычно такие бумаги дают, если говорят о чем-то действительно интересном. А ему в целом и рассказать-то некому. Арво взял из рук Грина ручку, поставил подпись и вернул ему и документ, и письменные принадлежности. Детектив проверил соглашение, кивнул, свернул его и засунул во внутренний карман пиджака.

– В зависимости от ваших ответов я либо смогу доказать вашу невиновность в деле по убийству вашего брата и его падчерицы, либо нет. В ваших интересах отвечать искренне, чистую правду и напрячь память.

Маркус очень медленно откинулся на спинку неудобного стула, ловя взгляд детектива и не веря своим ушам.

– Я готов на что угодно, чтобы доказать свою невиновность.

– Я внимательно ознакомился с вашим делом и не нуждаюсь в пересказе того, что вы говорили адвокату, судье и во время следствия. Меня не интересует ваше алиби. Меня интересует ваш брат. И его падчерица.

– Не понимаю, к чему вы клоните.

– Скажите, месье Арво. Какие отношения связывали мисс Андреа Арах и мистера Амина Арво?

Маркус невольно отвел глаза. Ему казалось, что Грин сканирует его, снимая слой за слоем и добираясь до ядра души. Какие отношения связывали… он ни с кем не делился своими подозрениями. Но что он мог знать?

– Амин был ее отчимом, она его падчерицей.

– Вы помните, о чем я вам только что сказал? – негромко спросил Аксель, не пошевелившись.

– Все, что я знаю, это только подозрения и обрывки. Я не могу быть ни в чем уверен.

– И все же кто-то отрезал вашему брату запястья и поджег машину.

Маркуса прострелило. И не только потому, что Грин не сказал «вы отрезали», «вы подожгли». Он сказал «кто-то». А еще потому, что это было сказано ледяным тоном разочарованного человека.

– Это только подозрения, детектив Грин. Мне кажется, у них были не совсем… обычные отношения. Андреа рано повзрослела, и Амин не находил себе места. Однажды он напился и признался мне, что до смерти хочет ее. Я не поверил своим ушам.

– И что было потом?

– Не знаю, – пожал плечами Маркус. – Но думаю, что он добился своего. Он всегда добивался своего, даже если желание было чудовищным. Он так и на матери Андреа женился. Сначала взял против ее воли, потом убедил, что она сама этого хотела, а потом превратился в идеального принца на белом коне. Она и повелась. И переписала завещание, разделив наследство между ним и Андреа.

– Он делал это ради денег?

– Не думаю. Скорее, ради того, чтобы чувствовать себя нужным, единственным, всесильным. Ему было важно влиять.

– А что можете сказать об Андреа?

Маркус задумался. Образ племянницы выветрился у него из головы. Он не помнил ничего о ней. Редко виделись. Или просто ее смерть так его потрясла, что он решил – проще думать, что ее никогда и не было.

– Она была… да никакой она не была. Обычная девчонка. Я не помню, как она выглядела.

– Как она относилась к отчиму?