Кровавый песок - Фридрих Незнанский

Максу пришлось остаться на работе ночью. Пришлось — это он сам себе так объяснил, якобы ночью абсолютная тишина, ничто и никто не отвлекает — идеальная рабочая обстановка. И потом, неудобно заниматься личными делами в служебное время, даже если это чужие личные дела, и ни один из сотрудников «Глории» не способен проконтролировать, чем он занимается.

В действительности тишина в подвальном помещении, где жужжат двенадцать компьютеров — понятие относительное, равно как и дневной шум. А что касается посторонних занятий на рабочем месте: так кто из программистов безгрешен? Подхалтуривать — вопрос чести, а не денег. Точно так же, как в советское время делом чести было спереть на производстве какую-нибудь нужную в хозяйстве хреновину (а может быть и не нужную вовсе, суть не в том), человек, не способный на это, за глаза признавался социально недоразвитым и служил мишенью для насмешек.

Макс остался в своем компьютерном подвале на ночь, потому что ночь — лучшее время для компьютерной самодеятельности любого рода: факт, на самом деле, совершенно естественный и не нуждающийся ни в каких материальных объяснениях. Есть же разница: заниматься любовью при лунном свете на морском берегу или дома на скрипучем диване. Хотя, с материальной точки зрения, казалось бы: какое отношение имеет Луна к сексу? А занятие Макса имело к сексу непосредственное отношение. Нужно было поместить в Интернете брачное объявление: старая знакомая попросила, пристала как с ножом к горлу, и он не смог отказать.

Далось ей его согласие, конечно, нелегко, он давно завел правило не выполнять никаких околокомпьютерных просьб друзей, знакомых и полузнакомых за исключением пустячных — и то с откровенно демонстрируемой неохотой, иначе просто засыплют, не останется времени больше ни на что. И главное, все равно кому-то придется отказывать, кто-то обидится, в общем, вечная история: кто везет, на том и едут, еще и поругивают. Но ей каким-то образом удалось его убедить. Он сам не понял как. Судя по всему, она подготовилась к встрече заранее и всерьез. У него начали шевелиться неясные подозрения где-то после десяти минут разговора. Слишком уж некстати они встретились, но это еще куда ни шло, как еще встречаются бывшие одноклассники, живущие на соседних улицах, не видящие друг друга годами, столкнувшись, не испытывающие ничего кроме смущения и норовящие сделать вид, что не заметили друг друга? В данном случае смущался только он, хотя старался не подавать виду, она же завела непринужденную беседу, ему осталось лишь кивать и поддакивать. Доподдакивался. Она изящно, слишком изящно! — тут он и заподозрил неладное, подвела его к мысли: он просто обязан посодействовать в обустройстве ее женской доли, конкретно — замужества четвертого и, конечно же, окончательного. Всего-то требуется — разместить в Интернете брачное объявление, но, разумеется, не где попало, а в каталогах самых респектабельных западных брачных агентств, и, разумеется, в обход стандартной процедуры, а для верности — разослать предложения тысяче-другой наиболее перспективных женихов из тех же каталогов. Подмывало сказать: «будь скромнее и все у тебя получится», — но не получилось: язык жил своей собственной жизнью, по инерции продолжал угукать, а под конец, дурак, вообще, ляпнул: «ну, ради бога, сегодня и сделаю, только фотография нужна». Фотография, конечно, нашлась прямо в сумочке, даже не одна — свежеотпечатанная пачка, прямо в «кодаковском» конверте. Снимки сделаны летом в Крыму или на Кавказе, и, пожалуй, не этим летом — на них она выглядит существенно стройнее, чем в оригинале. Это было уже последней каплей, но отступать поздно. Он отобрал пять фотографий, язык помимо его воли еще раз повторил свои дурацкие обещания, вырвать бы его к чертовой матери! На том и раскланялись. В итоге, следуя привычке получать удовольствие от любой работы, он уговорил себя заняться всем этим ночью.

Прежде чем приступить, Макс совершил круг почета по своему любимому кибер-подвалу, обошел стоящие буквой «П» столы, обложил себя несколько раз последними словами для поднятия боевого духа, но и после столь основательной прелюдии работа все равно не заладилась. Рука не поднималась начать. Он рассеянно разглядывал экраны мониторов, соображая, чем бы таким заняться, чтобы по возможности оттянуть неприятный момент. Не придумав ничего, уселся есть. Ел основательно, тщательно мыл электрический чайник, потом неспешно пил чай, потом старательно вычесывал застрявшие в бороде крошки, потом посмотрел на часы — начало второго, и понял, что засыпает на ходу, и если не сядет за компьютер сейчас же, то до утра ни черта не сделает.

Для начала пришлось повозиться с фотографиями, сняты они были «мыльницей», кроме того, чувствовалась рука любителя южных пейзажей и постановочных снимков. Пальмы и море в принципе удались, она — нет. План мелкий, позы принужденные и неестественные, разве западного жениха таким соблазнишь? В лучшем случае какого-нибудь извращенца. О том, что стопроцентно нормальные мужики, пусть избалованные тамошним сервисом, не станут в поисках невесты прибегать к услугам коммерческих посредников, он предпочитал не думать — это уже ее проблемы, а не его, в конце концов, сама этого хотела.

В дело пошли все пять снимков: с одного облака, со второго пейзаж, с третьего лицо, с четвертого грудь, с пятого ноги. Продолжая чертыхаться — давно он не занимался подобной фигней — Макс, на сколько мог, увеличил ее изображение, но все равно получилось мелковато. Большего одними программными средствами добиться невозможно, нужно было рисовать, а рисовать он не умел. Попробовал раз, другой — выходит полный bull shit. Промучавшись с полчаса он, наконец, плюнул и приделал ее профиль к фотографии Джениффер Лопес с обложки сингла, на всякий случай, отбелив ее, авось не узнают. Теперь следовало составить послание позаковыристей, чтобы ни один соискатель женских сердец не смог остаться равнодушным — единственный по-настоящему творческий элемент во всем этом идиотском проекте; взлом сайтов давно уже стал для него занятием обыденным, практически повседневным. Поначалу он хотел скомпилировать что-нибудь эдакое из стандартных объявлений, но, прочитав пару десятков, понял, что нужно сделать все самому: пишущие дамы страдали занудством или откровенным маразмом. Сам он, во всяком случае, не решился бы ответить ни одной даже шутки ради.

Закрыв глаза, он постарался вообразить себя богатым американским дядюшкой, по дороге в свой офис уединившимся с ноутбуком на заднем сиденье лимузина, жадно, но в тоже время с опаской читающим брачные объявления и потирающим потные от волнения ладошки. Образ получился очень натуральным, правда, изрядно смахивающим на толстозадого комика Джона Кенди, однако Макса это не смутило. Письмо родилось само собой.

«Здравствуй, любимый, единственный и неповторимый, самый лучший мужчина на земле. Каждый вечер, ложась спать, я обращаю к тебе свои мысли и мольбы: „Услышь меня и отзовись, напиши мне, и я примчусь к тебе, я продам все, что у меня есть, чтобы купить билет на самолет, на первый же рейс. Я прилечу к тебе навсегда. Я не вернусь в Москву, меня здесь больше ничто не удерживает. Только напиши поскорей“. Мне тридцать лет и я трижды я была замужем, первый раз выскочила, едва закончив школу. Часто во время размолвок я говорила мужу: „Не нравлюсь — давай разведемся, какие проблемы?!“ В двадцать лет это фразу произносить легко. Детей у нас не было, мы не хотели торопиться, были слишком молоды, хотели пожить несколько лет в свое удовольствие. И со вторым, и с третьим мужем у меня не было детей, но уже не поэтому: я боялась, что все опять рухнет неожиданно, в один момент. А рушилось все медленно, день за днем, месяц за месяцем. По русской традиции я трижды наступила на одни и те же грабли. И, наконец, поняла: я сходилась не с теми людьми, потому что сама была не тем человеком.